На следующий день дверь оставалась запертой. Часовой снаружи никак не реагировал на наши вопросы и требования. В полдень стражник открыл дверь и встал у порога, пока другой шагнул внутрь. Кип вскочил и ринулся ко мне.
– Не беспокойся, – сказала я. – Пайпер никого не пошлет, чтобы убить меня.
Стражник поставил поднос на стол рядом с дверью и ушел, не говоря ни слова.
– Он сделает это сам, – договорила я.
– Как ты можешь быть так уверена в этом? – Кип взял поднос и принес его к моей кровати.
– Потому что он не трус.
– Да уж, убийство безоружного пленника – лучшее доказательство мужества.
Мы провели еще два дня взаперти, а затем я потребовала, чтобы часовой передал Пайперу просьбу выпускать нас хотя бы подышать воздухом. Ответа мы не получили, но ближе к вечеру четверо стражников пришли и сопроводили нас обоих на башню, а сами остались на лестнице внизу.
Я встала у зубчатой стены и посмотрела вниз. Город выглядел точно так же, как и несколько дней назад, когда мы стояли здесь с Пайпером. Только теперь он стал тюрьмой, а не прибежищем.
– Может, это будет и к лучшему, – произнесла я. – Они избавятся от меня, а заодно и от Зака. И у меня нет никаких разумных доводов не соглашаться с этим.
– Не глупи. Вполне разумно и вовсе не эгоистично не хотеть, чтобы тебя убили.
– Это не глупость. Это ведь совершенно очевидно: за всем этим ужасом стоит Зак. За тем, что они сделали с тобой и другими. И мы не знаем, сколько их – этих других. Может, сотни, а может, и тысячи. Поэтому даже если просто посчитать, то ответ налицо: моя жизнь против их жизней.
– Но дело не в подсчете, Касс. Всё не так просто.
– Не так давно я говорила Пайперу то же самое. Но что, если всё сведется именно к подсчетам? Что, если я просто выдумываю всякие сложности, чтобы избежать этого?
Кип вздохнул.
– Иногда мне просто не верится, что ты у нас великий провидец.
– Ты о чем?
– Я имею в виду, с каких пор ты стала беспокоиться о том, как выпутаться из неприятностей? Тебя никогда это особо не тревожило. Ты разбила резервуар, чтобы освободить меня, вместо того чтобы бежать оттуда без оглядки, ведь они могли поймать тебя и снова посадить в камеру. И это происходит раз за разом, потому что я тебе только мешаю.
– Но теперь, когда дело касается главной проблемы – той, с которой столкнулся Остров и из-за которой ты оказался в резервуаре, – я могла бы решить ее одним махом и прямо сейчас.
Я показала на простиравшийся под нами город, занятый обычными делами. Сто футов отделяло нас от земли.
– Ты этого не сделаешь, – сказал Кип, отходя от стены и направляясь к лестнице. – Думаешь, Пайпер пустил бы нас сюда, если бы считал, что ты можешь спрыгнуть? Нет. И он прав на этот счет, хотя посылы его неверны. Он думает, что ты защищаешь себя, поэтому и пыталась сохранить личность Зака в тайне.
– А ты думаешь, он ошибается?
– Конечно. – Он даже не повернулся, когда ответил. – Ты не себя защищаешь, ты защищаешь Зака.
Я сказала ему вслед:
– Разве это не тот же эгоизм? Разве это не разновидность трусости?
Он обернулся с верхней ступеньки.
– Ты всегда воображаешь мир, где близнецы не испытывают друг к другу ненависти, где их не разделяют, где им не нужно такое место, как этот Остров. Может быть, это трусость. А может, и наоборот – своего рода мужество.
Ночами меня всегда терзали видения, но на этот раз стоило часовому за дверью пошевельнуться, как я представляла маленькие ножи на поясе Пайпера. Кип тоже не мог уснуть, я чувствовала, как он напрягался при каждом шорохе за порогом или за окном. Когда мы целовались, не было той неистовой, головокружительной страсти, что охватывала нас вначале. Не пытались мы продолжить и нежные исследования друг друга, как в последние недели, когда между нами возникли близкие отношения. Сейчас наши поцелуи стали торопливыми и жадными, словно мы пытались поскорее насытиться ласками, боясь, что в любой момент это всё может закончиться. Ключ в замке, лезвие ножа. Сейчас мысль о смерти представлялась мне более жестокой, чем когда-либо, потому что мы с Кипом только начали открывать друг друга. Потому что на его шее еще остались места, которые я не успела покрыть поцелуями. Потому что, когда я запускала пальцы ему в волосы, эти ощущения все еще казались новыми и необычными. Это такие мелочи, чтобы горевать о них, говорила я себе, в сравнении с тем, что пережила и что могла потерять. Но той ночью, в кровати, они казались значимыми. Я даже плакала, и вовсе не из-за того, что боялась ножа, а из страха лишиться его пальцев, касающихся моей кожи, щетины, нежно покалывающей мне плечо.
Утром Пайпер послал за мной. Не говоря ни слова, стражник вывел меня из комнаты так быстро, что мы с Кипом едва успели обменяться взглядами.