Он сверлил взглядом периметр, но все еще задавался вопросом, что же произошло на самом деле. Действительно ли этот мужчина запустил в голову своей жены камнем в приступе ярости, или в каком-то более расчетливом порыве, а затем струсил, не задушив ее или не размозжив ей мозги, и просто покрыл ее мхом и землей там, где она лежала? Должно быть, они планировали поездку вместе – и уже несколько дней были на озерах, потому что они с Винном никаких самолетов не слышали. Таким образом, эти двое могли успешно взаимодействовать друг с другом, по крайней мере если дело касалось элементарной логистики, перемещения каноэ по воде, разбивки лагеря. Они вместе спланировали поездку, вместе упаковали вещи, должно быть, вместе выбирали маршрут, они пребывали в благословенном краю, среди лосей и гагар, спали под благосклонными созвездиями – что могло довести их до драки, до убийства? Честно говоря, трудно сказать. На сотни, даже тысячи миль в любом направлении ничего, кроме лесов, затем тайги, затем тундры и илистых отмелей, затем моря; ничего, кроме криков птиц, может, еще койотов или волков, проливного дождя, бормотания ветра. Какая бы враждебность не сжигала эту пару, они принесли ее с собой извне. Это озадачило его. Зачем заходить так далеко, если дела обстоят настолько плохо? Если вы не устраиваете друг друга как люди, как муж и жена? На кой черт сюда тащиться?
Вот дерьмо, что-то двигалось на фоне стены деревьев? Нет? Нет. Ему нужно было превозмогать рассеянность, его клонило в сон. Мышечное истощение и скудное количество пищи не делали ситуацию лучше. Он подумал о бледном голодном вендиго, который бродил по этим краям: мелькал у самой границы обзора, но никогда не бывал по-настоящему замечен; независимо от того, сколько людей тот поглощал, он никогда не был сыт, оставался тощим и жаждущим новых жертв. Он потянулся за свертком с черникой и съел еще горсть. Как долго удастся протянуть на них? Сколько можно устраивать такую подлянку своим кишкам изо дня в день? Им необходимо раздобыть немного мяса.
Он встал, потянулся, повесил винтовку на плечо и отошел на пятнадцать футов, чтобы отлить. Он стоял лицом к реке и чувствовал запах бьющейся воды, минеральных отложений, насыщающих ее, брызг; он видел, что делает с темнотой поток завихрения. Он разбивал на осколки ночь и, отчасти, его душевный покой. По крайней мере, буйство стихии не давало ему уснуть.