Огненное сердце вампира

— Ты сдурела?! — ревёт Игнат. — Да мы же спалимся!

— Этого следовало ожидать, — заявляет фотограф. — Жертвы в нашем деле неизбежны.

— Помогите ей! Видите, моей подруге плохо! — не унимается Дашка. — Алевтина Афанасьевна, вы же медик!

— Ничего нельзя сделать, — отвечает Алевтина, и дрожь в голосе выдаёт её испуг. — Вакцина плохо изучена, не апробировалась на людях. Её введение— риск для каждого из нас.

Сквозь плотное марево боли пробивается мысль, что всем этим людям будет проще закопать меня заживо в лесопосадке или задушить. Им не нужны проблемы, никто не станет вызывать подмогу из города. В конце концов, что значит моя жизнь по сравнению с великой революцией.

Кричу, или мне только кажется, что кричу. Ведь горло сжимается в спазме, а воздух становится колючим и густым. Таким густым, что застревает волосатым комком, липнет к слизистой ворсинками.

Несколько рук подхватывает моё тело, и я обречённо понимаю, что это— конец.

Мутные воды забытья смыкаются надо мной, когда меня вносят в избу тёти Нюры. Я благодарна им, я готова вечно крутиться в водовороте унылой мути, в серости спасительного ничто, лишь бы не возвращаться к боли. Но ничто жестоко, оно подбрасывает меня вверх, расходится, светлеет, и вот, я уже в комнатушке на железной кровати. Внутренности сжимаются в болезненном спазме, и содержимое желудка вырывается наружу неукротимым фонтаном. Кем-то предусмотрительно подставленный таз, тут же наполняется жёлтой желчью. Во рту горечь, по телу разливается слабость. Но лучше так.

Валюсь на мокрую от пота подушку, хочется пить, но позвать кого— нибудь сил совершенно не остаётся.

Сердце сжимает холодная лапища страха. По коже бегут противные мурашки. Волна ужаса накрывает, затмевает тусклый свет лампочки. Я боюсь нового приступа боли, боюсь неизвестности, боюсь поверить в то, что всё позади. Я точно знаю, что эта сизая гадость продолжает находится в моей крови, отравляя внутренние органы, заставляя нервную систему сходить с ума.

По лицу бегут слёзы беспомощности, безысходности. Запах смерти витает в комнате. Короткая передышка, но я не могу насладиться ею, так как, откуда— то точно знаю, что боль вернётся.

Жалея себя, утыкаюсь в подушку. Темнота немного успокоила. Память услужливо подсунула воспоминание об одном из наших с Алриком уроков.

— Сосредоточься, — наставлял вампир, подавая мне фиолетовый газовый шарфик. — Не спеши, почувствуй тепло человеческого тела, исходящее от ткани.

Полуденное солнце золотит верхушки гор, оглушительно пахнет травой и мёдом. Трещат неугомонные цикады, и учиться совсем не хочется. Хочется растянуться на траве, запрокинуть лицо к ослепительно— голубому, без единого облачка небу, и пить этот удивительный, волшебный воздух. А лучше, схватить яркие шлёпанцы и полотенце, нахлобучить соломенную шляпу и спуститься к морю. И пусть оно гладит кожу мягкими солёными волнами, пусть кричат чайки и шуршит потревоженная галька на берегу.

— Ну, Алрик, — капризно ною я. — Может, потом, вечером. Такой день классный, а ты меня работать заставляешь.

— Работать? — ехидно усмехается вампир. Рысьи глаза прищурены, губы поджаты. — До работы тебе, моя милая, ещё ой как далеко. Мы пока только учимся.

— Тем более, — я бросаю шарфик на траву и скрещиваю руки на груди. — У меня выходной. Все мои однокурсники отдыхают, а я, как проклятая…

— Ты— не проклятая, ты— одаренная, — Алрик садится рядом со мной на траву, обнимает, укладывает мою голову себе на плечо. — Давай так, одно задание — и идём к морю. Согласна?

Я целую своего учителя в щёку, и урок продолжается.

— Итак, я говорил вам на лекциях о потоках энергии. Живые существа обмениваются ими, часть её оставляют на предметах быта, одежде, постельном белье, украшениях, мебели. Потому, порой, нам так непросто расстаться с какой— либо вещью, ведь на ней мы оставили часть себя. Пользуясь своим даром, ты можешь понять состояние человека, которому принадлежала эта вещь.

От шарфа веет тоской, безнадёгой и усталостью. Несмотря на новизну предмета, мне чудится дух тлена, старости. Глаза видят простой кусочек ткани, но кожа ладоней ощущает груз прожитых лет, словно ткань была пропитана потом больного человека и слезами.

— Хозяйка шарфа— пожилая женщина, склонная к депрессиям, — начинаю я. — Страдает мигренью, заболеванием сердечно— сосудистой системы.

— Да, — соглашается вампир. — Так оно и есть. Эта женщина очень несчастна.

— И с кого ты снял наглядное пособие?

Алрик ложится на спину, подставляя лицо лучам солнца. Сейчас он, как никогда напоминает огромного рыжего кота. Моя рука тянется, чтобы погладить его по шелковистым медным волосам. Вампир перехватывает мою руку, подносит к губам, целует в раскрытую ладонь.

— Вот теперь, когда в очередной раз решишь сбежать с лекций по фармакологии, вспомни об этом шарфе.

— Так эта вещь принадлежит Софье Ивановне?

Я ложусь рядом, так же глядя в небо. Сегодня безветренно. Солнце пронизывает золотыми нитями каждую травинку, каждый лепесток цветка. Жужжат пчёлы, по телу растекается полуденная лень.