– Библиотеку, – произнесла она наконец негромко. – Себя за столом. Если бы у меня была свобода выбирать, без оглядки на ограничения, накладываемые на меня моим полом, я пошла бы учиться. Да. Здесь, в университете Тулузы, или в Монпелье. Я жгла бы свечу ночь напролет, не заботясь о том, сколько это стоит. Я читала бы и читала, не боясь, что перенапрягу глаза. Я научилась бы дискутировать и думать, я… а, ничему этому все равно не бывать.
Пит обхватил ее лицо ладонями:
– Разве не за это мы боремся? Не за право хотеть перемен и иметь возможность делать что-то по-другому, по-своему?
– Это война за веру.
– Война за веру всегда больше, чем просто за веру, – возразил он. – И почему женщины не могут учиться? В нашем храме мы поощряем женщин читать, высказываться вслух. Они – наши лучшие умы, без предрассудков.
– Если это то, к чему призывают гугеноты, тогда не удивительно, что перейти в ваши ряды столько желающих, – засмеялась Мину.
Пит вспыхнул:
– Возможно, я тут выдал свои собственные взгляды за мнение обычного протестанта, и все же, полагаю, история докажет мою правоту.
– Поживем – увидим.
Мину наклонилась и поцеловала его, зная: что бы ни ждало их в будущем, она ни за что не согласилась бы пожертвовать ни единым мигом этой ночи.
– Мадемуазель? – послышался с порога детский голос. – Там тому студенту, Пруверу, совсем плохо!
Мину с Питом поднялись на ноги и вернулись обратно в часовню. Она склонилась над раненым, послушала, как булькает что-то у него в груди, потом посмотрела на Пита и покачала головой:
– У него полные легкие крови. Мы сделали все, что было в наших силах, но его раны слишком серьезны. Ему осталось всего ничего.
Пит опустился на колени рядом с ним:
– Я здесь, друг.
Ресницы Прувера дрогнули.
– Это ты, Рейдон?
– Я здесь.
– А вдруг мы ошибаемся? Вдруг на той стороне ничего нет? Только тьма?
– Бог ждет вас, – сказала Мину. – Он ждет, чтобы отвести вас домой.
– А, – скорее выдохнул, нежели произнес он. – Еще бы это все было правдой. Сказочки, сказочки, сплошные сказочки…
Вся краска схлынула с его лица, и ресницы сомкнулись в последний раз.
– Все, – сказала Мину, бережно накрывая его лицо платком. – Мне очень жаль.
Пит склонил голову и начал читать молитву.
– У него есть семья? – спросила она. – Нужно кого-то оповестить?
– Нет. Его семьей были его товарищи-студенты из Коллежа-де-Эскиль. Все они либо бежали, либо мертвы, как он.
– Что с нами будет? – спросила Мину, обводя взглядом жмущихся друг к другу женщин, стариков и детей. – Что будет с ними? Даже если бои прекратятся, они потеряли все. Дома, имущество, все.
Пит пожал плечами:
– Бойня будет продолжаться, пока не начнутся переговоры. Завтра, или послезавтра, или послепослезавтра.
– Будет перемирие?
Он кивнул:
– Нас слишком мало, к тому же они лучше вооружены и лучше обучены. Мы сражаемся за право жить спокойно, но…
– Попытавшись овладеть городом, вы превратились из защищающихся в нападающих.
Пит улыбнулся.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила Мину. – Разве ты не это собирался сказать?
– Именно это я и собирался сказать, потому и улыбаюсь. Этот спор я вел с Видалем, с моими товарищами в Каркасоне, в тавернах здесь, в Тулузе. Один Мишель Казе понимал. Он говорил, что, если мы возьмем в руки оружие, чтобы нападать, мы проиграем.
– Ты вернешься на баррикаду?
– Последний бой? – спросил Пит. – Нет. Наш командир отлично знает свое дело. Не сомневаюсь, что он пойдет на переговоры и сложит оружие. Он понимает, что продолжать бессмысленно.
– Значит, вернешься в дом призрения?
Пит покачал головой:
– Он сгорел дотла. Ничего не осталось.
– Ох, Пит.
– Никто из людей не пострадал, и на том спасибо.
– Куда же тогда?
Он взглянул ей прямо в глаза:
– Если ты готова покинуть безопасность этого дома, Мину, я найду способ вывезти тебя из Тулузы. Если ты мне позволишь.
Она не опустила глаз.
– В Пивер?
– Да, но это опасно. Многие погибли как в самом городе, так и за его стенами, при попытке выбраться.
– Я нужна Алис, – произнесла Мину просто. – И отцу с Эмериком тоже. Лучше уж я попытаюсь добраться до них и потерплю неудачу, чем буду сидеть здесь сложа руки.
Чего Мину не сказала, – побоявшись показаться сентиментальной или претендовать на большее, чем, быть может, Пит готов был дать, – это что она скорее умрет рядом с ним, чем позволит судьбе разлучить их снова.
– Тут есть кто-нибудь, на кого можно оставить дом? – спросил Пит, врываясь в ее размышления.
Мину кивнула:
– Тот книготорговец с улицы Пенитан-Гри. Он стар и не слишком отважен, но он болеет душой за соседей – как католиков, так и гугенотов.
– Я его знаю. Хороший выбор. Он не станет рисковать попусту. – Пит выдохнул. – Так, значит, решено? Мы пытаемся выбраться из города?
Мину сглотнула.
– Решено.
Соглашение о прекращении огня между католическими и гугенотскими войсками было заключено после шести часов ожесточенных боев в субботу, шестнадцатого мая. Антуан де Рессегюр из парламента выступил в качестве посредника между капитаном Со от протестантов и Раймоном де Павиа, командующим войском католиков.