Огненные палаты

Пит опустил глаза. На земле у ворот валялся детский чепчик, и ему вспомнилась та женщина, которая убегала с баррикад с ребенком на руках. Белый чепчик в крови и в саже. Похоже, дом все-таки был тот самый.

Он несколько раз ударил по воротам носком сапога:

– Мне нужна помощь. Пожалуйста. Впустите нас, милости ради.

Теперь, когда Мину вышла во двор, звуки боя стали слышны еще отчетливей. Звон шпаг, страх в голосе сражающихся, вопли.

Потом, в наступивший вдруг миг затишья, раздался стук в ворота и чей-то голос:

– Есть там кто-нибудь? У меня тут раненый. Ему нужна помощь.

В возобновившейся какофонии боя Мину с трудом разобрала слова:

– Пожалуйста, прошу вас. Впустите нас.

Мину приникла к глазку в воротах и увидела фигуру солдата. Лицо его было скрыто забралом шлема, на руках он держал белокурого юношу. В плече у него зияла рана, из которой торчал обломок копья, а весь левый бок был в крови.

– Пожалуйста. Кто бы вы ни были, позвольте нам войти!

«Студенты с баррикад», – поняла Мину; раненый юноша был тот самый, кто прекратил мучения несчастного коня. Не колеблясь больше, Мину быстро отодвинула засов и распахнула ворота.

– Спасибо вам, – выдохнул солдат, вваливаясь внутрь. – Он тяжело ранен.

Вошедший бережно уложил товарища на землю, потом присел рядом с ним на корточки и стащил с головы шлем.

Глаза Мину расширились.

– Пит?

Он поднял голову, и на лице отразилось точно такое же потрясение.

– Jij weer. Это ты, Мину. Но как?

Она схватила его руку:

– Нашу повозку остановили на мосту. Чтобы дать Эмерику и тетушке беспрепятственно уехать, я побежала обратно в город.

– Я не могу поверить в то, что ты здесь, – сказал он.

– Я не знала, куда еще мне пойти. В доме призрения никого не было.

Какое-то мгновение они оба стояли молча посреди творящегося вокруг хаоса, а потом Мину улыбнулась. Потому что, несмотря ни на что, Пит стоял перед ней. Едва держащийся на ногах и весь в крови, но живой.

Глава 59

Текли часы, и воздух в часовне дома Буссе становился все более спертым. Новые и новые люди приходили в поисках прибежища, и у Мину не хватало духу никому отказать.

Колокола пробили полночь, потом час, два. Мину оставалась на ногах, без устали раздавая укрепляющие средства и снадобья, которые еще оставались, и перевязывая раны всем, что попадалось под руку, пока глаза у нее не заболели, а руки не заскорузли от крови. Хотя Пит все это время был рядом, большую часть времени они работали в молчании.

Раны Прувера были серьезными. Он получил несколько ударов. Левое плечо у него было сломано; пика, пронзившая бок, раздробила несколько ребер. Мину боялась, что он потерял слишком много крови, к тому же велика была опасность заражения, однако она не опускала рук.

– Как ваши дела, сударь? – спросила девушка, когда на ночном небе показались первые проблески зари.

Он попытался ответить, но язык отказался ему повиноваться. Мину приподняла тряпицу, которой была прикрыта его рука, и тут же опустила ее. Она перевязала его раздробленное плечо, но кровь продолжала сочиться сквозь муслин, и повязка уже успела покраснеть.

– Вот, это вам поможет, – сказала она, – вкладывая ему в рот горошинку валерианы, чтобы облегчить боль.

В следующие несколько часов Прувер то впадал в забытье, то вновь выныривал из него. Мину постоянно заглядывала к нему, проверяла, дышит он или нет. Однако с каждым разом краски в его лице оставалось все меньше и меньше.

Квартал Сен-Сиприен

С берега Гаронны Видаль наблюдал за тем, как горит Тулуза.

– Пожар на площади Сен-Жорж устроили по приказу парламента, монсеньор, – сказал Бональ. – Они сочли, что наши потери там слишком велики, и решили, что лучше ему быть уничтоженным, чем захваченным врагом.

Видаль скупо улыбнулся:

– А потом ветер переменил направление, и дома католиков тоже были уничтожены. Все понятно.

Он сложил пальцы домиком, не слишком расстроенный таким поворотом событий. Чем больше хаос, тем лучше для его честолюбивых планов в долгосрочной перспективе. Все, что от него требовалось, – это терпение.

– Да, кстати, вас хотел видеть епископ.

Видаль открыл створку окна. Зарево пожара над Тулузой на противоположном берегу реки превратило ночную тьму в их квартале в укрепленном предместье Сен-Сиприен в ослепительный день.

– В самом деле? Как это прискорбно, что в столь опасных условиях его призыв не достиг моих ушей. Поскольку делать здесь больше нечего, – а мне не хотелось бы, чтобы епископ счел, что я намеренно проигнорировал его распоряжения, – мы уедем из Тулузы нынче же ночью.

– В Каркасон, монсеньор?

– Нет. После того как их повозку остановили на мосту, эта девчонка Жубер побежала обратно в город. Жива она или нет, нам не известно. Возможно как то, так и другое. В любом случае сейчас нам нет нужды ехать в Каркасон.

– А что, если плащаница и впрямь у нее?

Видаль закрыл окно. Несмотря на ночную прохладу, зловоние, исходившее от разлагающихся тел мертвых и брошенных умирать в городских стенах, отчетливо ощущалось и на этой стороне Гаронны.