Огненные палаты

– Господь убережет плащаницу от вреда, если будет на то Его воля. Все в Его руках. Это не то, чего я хотел, но подделка сработана достаточно искусно, чтобы обмануть практически любого, а те, кому известно, что это копия, или мертвы, или не могут говорить.

– Как Рейдон.

Видаль кивнул:

– Который тоже в данный момент вполне может быть уже мертв.

В памяти Видаля возник образ Бланш, какой он видел ее в последний раз. Он улыбнулся. Ее отсутствие укрепило его решимость. Он твердо намерен был сопротивляться искушению плоти, но в благодарность за то, что она для него сделала – и, без сомнения, еще сделает в будущем, – разве не справедливо с его стороны будет позаботиться о ее духовных нуждах? Предложить ей утешение и духовное наставление в безопасности ее замка?

– Готовь лошадей. Мы едем в Пивер.

К пяти утра большинство беженцев сморил сон. Мину с Питом выскользнули во двор и уселись рядышком, привалившись к ограждению лоджии. Из квартала Дорада по-прежнему доносился шум обстрела, а на площади Сен-Жорж все еще бушевал пожар, но на улицах вокруг базилики воцарилась тишина.

– У меня есть одна новость, которую следовало бы рассказать тебе раньше, – произнес Пит, – но я так тревожился за Прувера, что все остальное совершенно вылетело у меня из головы.

– Что это за новость?

– Про твоего дядю, – ответил Пит. – Он был в числе тех, кого взяли в заложники в здании ратуши в начале боя. Капитан Со согласился отпустить женщин и детей, но не мужчин. Твой дядя попытался уйти вместе с ними. Когда его обнаружили, он хотел украсть шпагу у стражника. Боюсь, что его убили, Мину.

Девушка некоторое время сидела молча, сложив руки на коленях.

– Я этому рада, – произнесла она в конце концов, – хотя с моей стороны не по-христиански так говорить. Моя тетка очень сильно от него натерпелась. Я не стану делать вид, что скорблю о его кончине.

С того момента, когда он появился на пороге дома Буссе с раненым Прувером на руках, Мину с Питом говорили лишь о неотложных нуждах. Теперь, понимая, что другого случая может не представиться, они принялись рассказывать друг другу обо всем, что произошло после того, как они расстались в церкви на улице Сен-Тор накануне битвы: Пит рассказал ей о том, как Видаль устроил засаду в его же собственной квартире, а Маккон оказался предателем; Мину в свою очередь поведала о том, как вынуждена была на мосту оставить плащаницу на сохранение Эмерику, о письмах, адресованных ей и перехваченных мадам Монфор. И наконец, об Алис, которую держали в заложницах в горах.

– У меня просто в голове не укладывается, как можно было так низко поступить с невинным ребенком. Алис такая маленькая, такая хрупкая. У нее слабые легкие. При мысли о том, что она там одна, без лекарств, в которых нуждается… – Голос у Мину сорвался, и она умолкла, пытаясь взять себя в руки. – Но я отыщу ее и отвезу домой. Во втором своем письме мой отец написал мне, что он тоже туда направляется. Даст Бог, Эмерик благополучно доберется до Пивера и они найдут там друг друга.

– Пивер?!

Мину изумленно обернулась к Питу:

– Тебе знакомо это место?

– Я о нем слышал.

– Письмо было подписано именем Бланш де Пивер.

Пит нахмурился:

– Видаль когда-то служил духовником в одном знатном семействе в От-Валле. Интересно, не та ли это самая женщина? Все считают, что Видаль – Валентин – намерен стать следующим епископом Тулузы. Ходят слухи, что у него есть богатая и влиятельная покровительница, которая поддерживает его в этом.

Мину немного подумала.

– Но какое отношение все это имеет к Алис? Ко мне? Даже если это та самая женщина, какая между всем этим связь?

– Единственный способ это выяснить – отправиться туда.

– Ты собираешься поехать со мной?

Пит улыбнулся:

– Поскольку ты передала плащаницу на хранение Эмерику, а он направляется в Пивер, разве у меня есть другой выбор? – Его лицо посерьезнело. – И потом, ты же не думаешь, что я позволил бы, чтобы ты отправилась в подобное путешествие в одиночку?

– «Позволил бы»? – вскинула брови Мину.

– Хотел бы, допустил бы, позволил бы – какая разница? Я еду с тобой.

Мину вдруг охватило ощущение какой-то странной легкости. На мгновение она позабыла и о своих новых обязанностях, и о ноющей спине. Исчезли куда-то и неумолчные стоны раненых, и шум обстрела, и свист выстрелов. Вместо этого она мчалась верхом по равнинам Лораге, держа путь к заснеженным вершинам Канигу и Суларака, высящимся вдали.

Но в следующий же миг эта картина померкла, и Мину вновь очутилась во дворе теткиного дома, посреди запаха смерти и гари, в сердце лежащего в руинах города. Она взяла Пита за руку, и он обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Закрой глаза, – велел он. – Выброси из головы всех и вся. Все эти страдания и боль, добро, которое ты творишь здесь, свою любовь к родным. На мгновение подумай только о себе. Представь, что ты вольна ехать куда угодно и заниматься чем угодно. А теперь скажи мне, Мину, что ты видишь?

Девушка некоторое время молчала.