Несмотря на исходивший от огня жар, Мину пробрала дрожь. Она оглянулась на солдат, стоявших по бокам от нее, потом увидела вбитый в землю деревянный столб. И хотя у нее не укладывалось в голове, как нечто подобное может происходить наяву – майским утром, в Пивере! – она поняла, что готовится сожжение.
В сотне шагов к северу от поляны в подлеске притаились двое мужчин и мальчик.
– Кому и зачем вообще могло прийти в голову развести здесь костер? – пробормотал Беранже. – Если ветер переменится, заполыхает весь лес. Он же сухой, как трут.
– Вы что-нибудь там видите? – прошептал Эмерик.
– Да ничего толком. Слишком густой дым.
– Кто-то поет.
– Я тоже это слышу, – подал голос Пит.
Порыв ветра донес до них чей-то пронзительный голос, перекрывавший треск огня. Он на мгновение разогнал клочья дыма, и их взглядам открылась поляна.
– Постойте, я кого-то вижу, – бросил Пит. – Кажется, это священник. В белом одеянии. Может, это какая-то специальная служба по случаю Пятидесятницы? Что скажешь, Беранже? Может это быть какой-нибудь древний обряд, который до сих пор соблюдают здесь, в горах?
– У нас в Каркасоне ничего такого нет, это уж точно.
Пит обернулся к ним:
– А вот и нет. Никакой это не священник. Это женщина.
– Мадам Нубель? – вскинулся Беранже.
– Мне жаль, друг мой, но нет. Моложе. С черными волосами.
– А не может это быть Бланш де Брюйер? – ахнул Беранже. – Я видел ее в Ситэ совсем мельком, но волосы у нее черные, как вороново крыло.
– Она там не одна. С ней ребенок. – Пит знаком подозвал к себе Эмерика и положил руки мальчику на плечи. – Это Алис?
– Да, это она. Моя младшая сестренка.
Рука Эмерика метнулась к кинжалу.
– Нет, – быстро остановил его Пит. – Мы спасем Алис, но действовать нужно осторожно. Если мы поспешим, то можем подвергнуть ее еще большей опасности. Мы даже не знаем, сколько их там.
– Солдат по меньшей мере четверо, – сказал Беранже. – Двое поддерживают огонь, и еще двое, а то и трое стоят поодаль к югу. А могут быть и другие.
– Огнестрельное оружие у них есть?
– Не могу разглядеть. У них при себе ветки для костра и шпаги, – это определенно.
Пит подобрался чуть ближе к краю подлеска, чтобы лучше видеть, и остолбенел от ужаса при виде двух солдат, посередине между которыми стояла Мину. Руки ее были связаны в запястьях. Он потрясенно смотрел, как они потащили ее к деревянному столбу. От гнева у него потемнело в глазах, но он заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. Сам же только что втолковывал Эмерику, что неосмотрительные действия могут стоить им всем жизни.
– Давайте сюда, – прошептал он. – Только как можно тише.
Беранже с Эмериком подползли к нему.
– Мину тоже у нее, – сказал Пит. – Так что теперь ты должен держаться вдвое тверже. Ни в коем случае не теряй головы. Ты нужен твоим сестрам. Ты меня слышишь?
Эмерик был бледен, но выражение его лица было решительным.
– Да.
– Нужно подобраться к ним как можно ближе, оставаясь при этом незамеченными, – сказал Пит. – Насколько нам известно, солдат там не больше четырех-пяти. Нас трое. Шансы не слишком хорошие, но и не слишком плохие.
– Но Мину с Алис обе связаны и совсем близко к огню.
– И госпожа Бланш тоже может быть вооружена, – сказал Беранже.
– Даже если и нет, ее безумие опасней любого оружия, – негромко заметил Пит.
Бессильные что-либо сделать, они в отчаянии смотрели, как Бланш подошла к связанной теперь уже по рукам и ногам Мину, волоча за собой Алис, точно собаку на веревке. При виде старшей сестры малышка расплакалась и протянула к ней руки. Бланш рванула веревку, оттаскивая ее прочь.
– Не трогайте ее! – закричала Мину. – Вы делаете ей больно!
– Я убью ее, – прошипел Эмерик. – Богом клянусь, я ее…
– Главное сейчас – спасти Мину и Алис, – хрипло произнес Пит. – Не позволяй гневу затмить твой рассудок.
– Все будет хорошо, – твердо сказал Беранже, хотя в его тоне явственно звучало сомнение. – Правда на нашей стороне.
– Отпустите Алис, – сказала Мину. – Вам нужна только я.
– Вы не в том положении, чтобы торговаться, мадемуазель Жубер. Теперь уже поздно. Вы слишком долго заставляли меня ждать.
Сердце у Мину бешено колотилось от ярости, но она была исполнена решимости не выказать этого. И хотя взгляд ее был прикован к Бланш – слишком уж пугающими были блеск в ее глазах и неестественная бледность, – она не могла не поразиться перемене, произошедшей с младшей сестренкой.
Все это время Мину рисовала в своем воображении картины одна другой страшнее, как ее сестричка, больная и голодная, тает с каждым днем как свеча. Но похоже, дело обстояло с точностью до наоборот. За семь недель, что ее продержали в заложницах, Алис вытянулась и окрепла. От свежего горного воздуха на щеках у нее играл румянец, а кудри черным ореолом обрамляли лицо. Столь разительное преображение на миг придало Мину храбрости.
– Где завещание? – спросила Бланш. – Ты должна отдать его мне.
– Оно не у меня.
– Я тебе не верю.