Огненные палаты

Кромптон запнулся о какую-то ступеньку и немедленно получил тычок в спину. Его закованные за спиной руки вздернули вверх, затем с головы сорвали мешок. Он заморгал, пытаясь определить, где находится, в дрожащем свете факелов, укрепленных на стенах. И тут кровь застыла у него в жилах, а сердце заколотилось как сумасшедшее, точно готово было выскочить из груди.

Он находился в пыточной. Повсюду вокруг виднелись следы предыдущих истязаний. Пятна и брызги крови – свежие вперемежку с засохшими – бурели на стенах и на полу. Слева от него стоял железный стул, утыканный гвоздями. С подлокотников свисали расстегнутые ремни, острия шипов были окровавлены. На стене справа были кандалы и железная груша, самое ужасное из пыточных приспособлений. Железные перчатки, в которых истязаемый мог висеть часами, пока под его собственным весом кости не выворачивались из суставов. Прямо впереди возвышалась дыба.

Сражаться на улицах, сойтись в врагом в честной схватке один на один – это Кромптон понимал. А вот такое – нет.

В самом дальнем углу он различил стол с роговой чернильницей и пером. При виде столь обыденных предметов из нормальной жизни в этом адском месте его затошнило. Три человека, чьи лица были скрыты плотными фетровыми колпаками, сидели, готовясь записывать каждое его слово.

– Почему я здесь?

– А ты сам как думаешь? – послышался из темноты встречный вопрос.

– Вы схватили не того человека.

– Попробуй еще раз.

– Говорю вам, вы схватили не того человека, – повторил Кромптон, стараясь, чтобы не дрожал голос. – Я англичанин, в Тулузе проездом.

Инквизитор рассмеялся.

– По закону я имею право знать, по какому обвинению меня сюда доставили.

– Ты знаешь, где находишься?

– Назовитесь, сударь, и скажите мне, за что меня арестовали.

– Думаешь, ты в том положении, чтобы чего-то от меня требовать, гугенотская собака? Никто не знает, что ты здесь.

Кромптон заставил себя распрямиться. Он слышал, что ни один человек не может знать заранее, как поведет себя под пыткой, как будет сопротивляться его тело дыбе или прессу, но сам считал себя человеком мужественным.

– Я не знаю, почему я здесь.

– Ты предатель. Ты участвуешь в заговоре против короля.

– Нет! Я верен королю.

Инквизитор взмахнул стопкой бумаг:

– Здесь все записано. Встречи, интриги, предатели, с которыми ты якшаешься.

– Я не сделал ничего плохого. Вы схватили не того человека.

Инквизитор вышел из-за своего стола, держа в руках лист бумаги.

– Здесь написано, что двадцать девятого числа февраля сего года ты с твоими сообщниками-заговорщиками встречался еще с одним в Каркасоне, чтобы купить реликвию, священную для католической веры, – бесценную реликвию – с целью финансировать бунт против короны. Ты будешь это отрицать?

Ответ застрял у Кромптона в глотке. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Неужели все это из-за какой-то тряпки? Он уже и думать забыл о плащанице. Она покинула его руки практически сразу же после того, как попала в них, причем за лучшую цену, нежели та, которую он заплатил.

– Я понятия не имею, о чем вы, – возмутился он. – Кто меня обвиняет?

– Более того, – продолжал инквизитор, – установлено, что ты, предатель и богохульник, организовал подмену подлинной плащаницы подделкой, а деньги, вырученные посредством подлога, вложил в финансирование военной кампании принца Конде.

– Этого не может быть! – возразил Кромптон. – Я видел ее собственными глазами, и…

Он похолодел. Нельзя было этого говорить. Нельзя было ни в чем признаваться.

Инквизитор побарабанил своими длинными пальцами по столу.

– Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Если у тебя есть хоть капля соображения, ты ответишь на них добровольно. В противном случае мои коллеги будут вынуждены подстегнуть твою память. – Его пальцы, выбивавшие дробь по столешнице, задвигались быстрее, затем остановились. – Ты меня понял?

– Я не предатель! Клянусь, я понятия не имею про подделку. – Его голос сорвался. – Вы схватили не того, кого надо.

– Ты сам себе враг, Кромптон, – бросил инквизитор и обернулся к тюремщикам. – Разденьте его.

Кромптон забился, пытаясь вырваться из рук солдат, но все было тщетно. Сорвав с него одежду, его, несмотря на отчаянное сопротивление, вздернули на дыбу и накрепко привязали ремнями.

– У кого ты купил подделку? Как была организована сделка? Кто помогал тебе в этом?

– Я не…

Рычаги пришли в движение, выворачивая его руки из суставов, и он захлебнулся собственным криком.

– Ну что, попробуем еще раз? Что тебе известно о некоем Пите Рейдоне?

Эмерик почувствовал, как рука дворецкого Мартино ухватила его за шиворот и поволокла с лестницы во двор.

– Я могла бы и догадаться, – произнесла мадам Монфор, приблизившись к ним. – Что ты там делал? Подглядывал? Отвлекал слуг от работы? Ты – скверный и непослушный мальчишка!

Эмерик собрался уже было протестовать, когда краешком глаза увидел появившуюся во дворе Мину. Обрадовавшись, что с сестрой все в порядке и мадам Монфор не застукала ее в теткиной комнате, он широко улыбнулся.