На сотни тысяч, миллионы надел шинели надзирателей и карате-лей. Да разве хватило бы рук у алмазного повелителя, чтобы проводить слежку, подслушивания, арестовывать, гноить на допросах, казнить, держать в лагерях десятки миллионов несчастных? Такое дело можно проворачивать лишь всем миром. Заскрипели десятки миллионов перьев. Не ошибся Сталин. Отозвался народ…
Доносили не только тоннами анонимок. В открытую называли «врагов» — кого надо стрелять или сживать со свету в лагерях. Тут очень сгодились партийные собрания и вообще коммунистическая сознательность.
Разные митинги тоже не обманывали вождя, без перерыва выдавали новые имена. Натужливо на густой, клейкой крови проворачивались маховики «женевского» механизма.
«Борьба, ожесточенная до звериной злобы».
И не случайно гибла старая культура. Ленинизм насаждал свою — огненными гвоздями засаживал в лоб каждому.
Но это несколько неправильно, будто народ несчастен, его бросают, уходят в эмиграцию лучшие умы (так, в одном только 1990 г. выехали из России 70 тыс. ученых, а сколько — в Гражданскую войну и первые годы советской власти!). Не они, эти лучшие умы, бросают народ, а, наоборот, народ дает силу бюрократии, КПСС и прочим темным силам, так что гнет этих сил, условия жизни становятся непереносимы.
Народ может — так что же он терпит и нищету и глумления?! Народ может все — так что же происходит?!
Ничто не возможно без народа — это наиглавнейший постулат любой политики.
Именно это имел в виду Варлаам Шаламов, когда с болью и укоризной говорил о том, что случилось после октябрьского переворота: народ очень виноват перед своим священством и интеллигенцией. Виноват за глумления и насилия.Всегда правый народ.
Сытость определяет позицию и действие масс людей. Пусть изойдет синим пламенем и горячей кровью (кровью одиночек, отчаянных и мужественных бойцов за общее счастье) эта самая свобода, испепелится и рассыплется на угли — отоварь мою сытость, а после — выкаблучивай что и как заблагорассудится, надо — и пособим.
В России высшая добродетель — покорность, молитвенность, смирение. И вкупе с ними — ерническая, жуткая по своему всеобъемлющему смыслу присказка: откинешь стыд — и будешь сыт!
Сытость! Прокорм! Да на хрена свобода; и вообще, что это такое?.. Свобода!.. Ее не укусишь, не сжуешь, не напялишь полушубком…
20 лет назад Солженицын дал художественное исследование палачества Сталина — это не пошевелило народ, хотя уже существовало и развитое инакомыслие. Но радио, телевидение, газеты — этого достаточно, чтобы клеймить по наущению и по искренним порывам души, ненавидеть в указанных направлениях, оплевывать или не обращать внимания: а какое мне дело — пусть все передохнут…
Солженицына выслали, а общество продолжало погружаться в пьянство, тихое воровство, пока не последовала команда «прозревать» — и принялись прозревать.
Здесь цена всему.
Не порыв, не ненависть к угнетателям, не боль за поруганную землю, а команда сверху и ее дружное исполнение…
И свободу мы не добыли, а получили как милостыню из рук своих притеснителей и обманщиков. Вот вам перестройка, а вот и выборы…
Это ли не покоренная земля?..
Неужели люди неспособны уразуметь, что за сила они? Неужели не понятно — народ все может! Неужели не понятно: все было дозволенным, поскольку народ это допускал. Неужели не понятно, что так будет всегда, поскольку народ по-другому не хочет?..
Народ был и остается господином своей судьбы. Что бы с ним ни творили, как бы ни дурили — в конечном итоге он определяет все. И о своем прошлом он знает теперь почти все. Нет неведения.
Будущее себе выбирает народ.
И в храмах отмаливает свою горькую судьбину… тоже народ.
И если столько дикой, кровавой несправедливости в его судьбе — в этом тоже его воля, народа.
Может быть, поэтому на Руси так поражающе много храмов, церквушек, часовенок?.. Надо же у кого-то просить заступничества или замаливать грехи. И такие стены возвели, и такую жизнь устроили — кроме как в церкви, некому и негде молвить простые человеческие слова…
Так зачем устраивать такую жизнь?!
Народ-Богоносец, народ — хозяин своей судьбы…
Русские песни…
И присказка такая — волосы дыбом встают: «Ни кола, ни двора, ни образа помолиться и ни ножа, чтобы зарезаться».
И сколько же еще таких и много горше!
Какую надо иметь историю, чтобы сложить такие песни?..