Читаем Огненный крест. Бывшие полностью

И никакие молитвы не способны здесь что-либо исправить.

Вся пастырская деятельность церкви назначена иметь другой характер. И в этом смысле новое сращение церкви с государством или, наоборот, попытка ее самой играть государственную роль губительны для народа, это путь в никуда…

Как это ни покажется невозможным, между воспоминаниями Молотова (безусловно, человека ограниченного) и воспоминаниями Троцкого (человека острого ума, мгновенной словесной реакции) существует большая внутренняя связь, родство. Оно и в общей тональности: скучноватое перечисление трупно-кровавых буден. Ни в чем не ощущается общность беды с народом, общее страдание. А ведь это были времена гибели миллионов от голода, пуль, бездомности. Спокойное, невыразительное перечисление эпизодов, событий, определенная похвальба…

И тот и другой находят вполне уместным говорить о своей власти как о чем-то естественном. Отсюда и право карать, повелевать, миловать (они обычно не миловали) — и очень мало человеческого. Классический пример как власть извращает психику.

Ведь разговор о людях только такой: нужен — не нужен, убрать — не убрать. И все! Ничего человеческого, даже ни на капелечку!

Свое право повелевать, ломать судьбы, карать они рассматривают как вполне естественное. Это они, кто эту власть захватил, присвоил и оградил штыками…

Фридриху Энгельсу принадлежит высказывание:

«.. Россию нельзя победить извне, в нее нужно внедрить учение».

Отношение Энгельса к славянам можно сравнить лишь с высказываниями крайних ненавистников.

Что ж, мы приняли в себя яд учения. Теперь мы должны исторгнуть его из себя, должны стать тем народом, которым были и будем, — русскими. Не куклами и шутами в руках проповедников разных учений, а самостоятельной, сознающей себя силой. Прошлое, теперь жестокая борьба воскрешают нас для… жизни. Той жизни, которая у нас была отнята почти целый век…

Переболев, мы станем другими, мы будем все теми же россиянами, однако с нами будут зрелость и мудрость грозного испытания, искуса, посланного судьбой для того, чтобы мы стали другими, выжгли в себе много чувств и стремлений, которые лишали нас зрелости и достойной жизни.

Душный июльский день. После тренировки вообще не напиться. С мыслью о воде и гоню свою «Волгу». Хоть бы глоток!

Я заметил его еще издали. Он поднимал руку, но машины не останавливались. Я затормозил. Открыл дверцу. На мгновение глаза его расширились от удивления. Он был в рваных, запачканных цементным раствором штанах. Такая же куртка на голое тело. Опытным взглядом спортсмена я сразу схватил могучую ширококостную крепость этого человека, только чрезмерно иссушенную: широкие ребра по груди, запавший живот. Лицо по-славянски кругловатое, глаза голубые, губы обветренные. Светлые волосы всклокочены.

Я спросил:

— Куда вам?

— До первой бетонки, где поворот на Радищево.

Стекла были спущены, гудел ветер, шоссе было почти свободно. Чувствовалось, он хочет что-то сказать, но… не решается. У меня от многотонных нагрузок руки запластовали подошвы мозолей, заскорузнувших в десятилетии тренировок. Но руки этого человека не шли в сравнение с моими: кисти были просто огромны, от тяжкого труда сызмальства.

— Здесь? — спросил я, притормаживая.

Он кивнул, неумело тыкаясь в ручки. Открыл дверцу, неловко вылез, потом вдруг наклонился ко мне (большое лицо) и сказал:

— Послушай, начальник (я сидел огромный от тренировок, широкоплечий, в капитанском мундире… холеный…), я полвойны отмахал с автоматом, другую половину отмаялся в плену. Тех, кто работал, там кормили, даже не били. Ведь мы работали! А за это не бьют. Ты понял? Не будем мы больше за вас воевать! Не заставите!..

До сих пор в глазах его лицо. Прямое солнце, от которого было все белым вокруг. Эти обветренные губы, голубые глаза, глубоко провалившиеся под лоб[137].

Жестокая, нетерпимая власть большевизма во главе с Лениным как идеологом и практиком этой власти привела к гибели десятков миллионов людей. Насилие стало нервом и главным приводным ремнем этого общества. Террор ВЧК-КГБ обеспечивал систему принудительного труда, назначенность судеб и всей приказной практики бытия. Социалистическая система ленинского образца показала свою неспособность к изменению, саморегулированию и усовершенствованию. Социалистическая система могла существовать лишь в условиях неослабного сыска и ограничения прав человека.

«Демократия», которая пришла на смену большевизму в 1991 г., ничего общего с подлинной демократией не имела. Россия подверглась разгрому в интересах западного мира и спекулянтов, выжиг, всякой нечисти. Русский народ и народы-братья оказались брошенными в нищету. Нависла реальная угроза распада Российского государства и вымирания народа.

Да, да, но распад России должна подготовить Гражданская война. Нас подталкивают к междоусобной войне, дабы после взять наши земли даром. Это главное в планах наших недругов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Огненный крест

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза