Огненный крест. Бывшие

«Вскоре, в июне (1918 г. — Ю. В.), — вспоминает Сокольников, — я был введен в состав командированной в Берлин комиссии, которой предстояло составить дополнительные к мирному договору экономические и правовые соглашения. Ко времени этих переговоров относятся поездка Красина в ставку Людендорфа и переговоры с ним о прекращении движения немецких войск на Баку. Твердо намеченный Людендорфом план отсечения Кавказа и Туркестана был сорван высадкой американских войск на французском побережье, сорвавшей новую военную обстановку и исключившей возможность осуществления в России военных планов крайнего правого крыла германских империалистов…»

Для большинства русской интеллигенции и офицерства ленинцы явились теми, кто по замыслу врага развалил Россию. В основе их действий лежала невиданная дотоле демагогия. Большевики и немцы воспринимались в сознании образованной России как общий исторический враг.

Как иначе было понять канцлера кайзеровского правительства — он неоднократно повторял, что революция в России слишком запаздывает. Это означало только одно: правящие круги Германии уже давно видели своим союзником разложенческую деятельность большевизма, видели и осторожно пособляли ему. Для кайзера и генералов революция в России являлась военным союзником, с ней они и связывали свои захватнические планы.

С заключением же Брестского мира для интеллигенции и офицерства уже становилась бесспорной изменническая суть большевизма, и главным образом Ленина. Ценой разрушения России они закреплялись у власти. Это было посерьезней снарядов с «желтыми крестами».

Мириться с договором для большинства образованной России было трудно, если вообще возможно. У этого слоя общества не был столь развит собственнический инстинкт, как, скажем, у крестьянина: есть земля — и пропади все пропадом… разные там присвоенные врагом земли, контрибуции…

Народ, в общем, безразлично отнесся к договору. Чего воевать, коли по декрету вышла земля, помещиков больше нет, да и за что давать себя убивать?..

Нажим ленинской агитации не ослабевал. Офицер становится воплощением всех зол. События стремительно ставят его вне закона. И офицерство, именно то, которое не имеет сословных и имущественных интересов, обращается к белому движению — другого способа выжить не существует, а тут еще лозунги о возрождении России, освобождении от германской кабалы, великом Учредительном собрании…

Власть любой ценой![26]

Пусть развал, пусть добрая часть России под немцами, но власть, власть и власть! Это — ведущее настроение Ленина-политика: власть и диктатура (насилие, террор).

Естественно, можно было предвидеть поражение Германии, ведь Соединенные Штаты только разворачивали свой экономический потенциал, только начали по-настоящему масштабно присылать людские пополнения и технику. Но бесспорно и то, что до своего поражения Германия могла занять Россию до линии Крым — Москва — Петроград (или Вологда) и сколько же еще принести горя и унижений!

Это не тревожит Ленина. Главное — власть над страной. Любой ценой вырвать передышку и укрепиться у власти!

Захват власти для строительства социализма вопреки экономическому и культурному состоянию России, введение военного коммунизма согласно прожектерским (но всегда с очень заметным отливом крови) представлениям о коммунизме, безответственное разрушение хозяйственной жизни страны, чтобы в страхе попятиться к нэпу, развал старой армии и полная беззащитность перед врагом, безответные убийства сотен тысяч людей от имени государства — это далеко не оправданный риск. Но почему тогда ленинский авантюризм увенчивают победы?

Пороки старого государственного строя, кровь и тяготы мировой бойни, величайшая демагогия о бесклассовом обществе, о завтрашнем, незамедлительном рае и т. п. — все это производило на не искушенных в политике людей потрясающее впечатление. С ними впервые говорили на таком языке.

Бок о бок с демагогией шествовал террор — как я уже отмечал, самостоятельная величина в политике Ленина.

«Каждый, кто заблуждается в отношении истинной веры, должен быть казнен» — так звучало требование Святой инквизиции.

Да это и есть та вера, которой мы жили (и еще живем). Вера сужения мира до размеров нашей ненависти. Исключение всех других чувств и достоинств — только заповеди марксизма.

И резня офицеров, и война с крестьянством в эпоху военного коммунизма и после, при коллективизации, и все бесконечное принуждение: расправы при любом несогласии, и жизнь под приказом и палкой, серое, безногое счастье — все-все обернулось новой несправедливостью, неравенством и ложью. На сваях лжи покоится здание нового общества.

И поэтому все благие порывы Ленина, каковыми бы они ни являлись по смыслу, были и есть одно зло и мучительство, праздник для одних и надрывное существование для других.

И тогда встает вопрос: за что убивали людей, за что их объявляли виновными в дурной жизни, травили, казнили, преследовали?

Зачем нужна была одна долгая — на десятилетия — резня и жизнь под страхом, палкой и в нужде?