Огненный крест. Бывшие

А милейший Адольф Абрамович ничего такого и не подозревал, верил в учение и свою звезду (и не без основания верил), преданно вел переговоры и заключал договора с Эстонией, Литвой, Латвией, Польшей, Японией, Китаем — ну, что называется, ставил советскую дипломатию. Был он и членом делегации на знаменитой Генуэзской конференции.

Серьезно заболев, был отправлен правительством в 1924 г. на лечение в Вену. Блоку в таком лечении было отказано; точнее, когда после длительных и унизительных просьб и проволочек разрешение на лечение за границей последовало из самого политбюро, Блок уже агонизировал. Но диктатуре пролетариата нужен именно Иоффе — его лечат, выхаживают, снабжают пайками и охраной, но… до поры до времени.

Автобиографию Адольфа Абрамовича пронизывает скрытое недоумение: как же так, хаживал в великих чинах и заслугах, революцию нес в собственных ладонях, а теперь — пустота, ничто…

Эту пустоту вокруг будущих врагов народа загодя создавал искуснейший стратег по части всяческих уголовных деяний — товарищ Сталин — любимейшее чадо ныне беспризорных коммунистов и просто «ура-патриотов».

Адольф Абрамович старается подчеркнуть свою недавнюю крупность. И в самом деле, стоял впереди (это уж точно!) и Сталина, и Чичерина, и, скажем, Дзержинского… ну впереди всех стоял, вплотную за Лениным и Троцким; может, еще Зиновьев да Каменев слегка заслоняли, но то ведь самые близкие сотрудники Ленина…

Уже это подчеркивание выдает в Адольфе Абрамовиче политика-любителя, скорее даже обывателя. Не проникся он моментом, не понимал, как сверхопасны подобные подчеркивания и такие вот имена и ссылки для новых времен.

Поправив здоровье, Адольф Абрамович участвует в переговорах с Великобританией, после чего отбывает послом в Вену. Это уже опала. Алмазный повелитель распрямлялся во весь свой убойный рост и брал таких на личный и скорый учет.

Адольфу Абрамовичу сгодится личное оружие. В 1927 г. он покончит с собой.

Из предсмертного письма Иоффе:

«Вы (эти слова Адольф Абрамович адресовал Троцкому. — Ю. В.) политически всегда были правы, начиная с 1905 года, и я неоднократно вам заявлял, что собственными ушами слышал, как Ленин признавал, что и в 1905 году не он, а вы были правы. Перед смертью не лгут, и я еще раз повторяю вам это теперь… Но вы часто отказывались от собственной правоты, в угоду переоцениваемому вами соглашению, компромиссу. Это ошибка. Повторяю, политически вы всегда были правы, а теперь более правы, чем когда-либо. Когда-нибудь партия это поймет (да как она что-либо могла понять, если год за годом у нее отшибали ум и оставляли только послушание? — Ю. В.), а история обязательно оценит. Так не пугайтесь же теперь, если кто-нибудь от вас даже отойдет или, тем паче, если не многие так скоро, как этого бы всем нам хотелось, к вам придут. Вы — правы, но залог победы вашей правоты — именно в максимальной неуступчивости, в строжайшей прямолинейности, в полном отсутствии всяких компромиссов, точно так же, как всегда в этом именно был секрет побед Ильича (не совсем, пожалуй, так, Ленин был великим мастером компромисса. — Ю. В.). Это я много раз хотел сказать вам, но решился только теперь, на прощанье».

Приведя это место из письма Иоффе, далее Троцкий пишет: «За ночь на квартире (Иоффе. — Ю. В.) перебывало несколько тысяч человек… Похороны Иоффе были назначены на рабочий день и час, чтобы помешать участию московских рабочих. Но похороны собрали все же не менее десяти тысяч человек и превратились во внушительную оппозиционную манифестацию».

Чижиков так повернул дело, что друзья и соратники Троцкого оказались вне закона (даже подобия его, социалистического). На других еще распространялось какое-то сочувствие, там, скажем, снисходительность, а на этих годились любые средства и приспособления.

Тут товарищ Сталин вырастает из Чижикова в гигантскую фигуру, без сомнения всемирно-исторического смысла. Как не вспомнить Шкловскому откровения артиллериста: «Я знаю одно: мое дело — попасть…» Попасть, не дать промаха — Чижиков тут приспособился гвоздить по площадям: ну ни за что не пропустишь, ни единой души…

Дабы прикончить кого-то без суда (той сиротской видимости суда), да с семьей, да стереть из памяти людей, достаточно было назвать такого троцкистом, хотя Лев Давидович — такой же марксист и злодей, как и всякий прочий заслуженный член партии. Просто застрял на пути Чижикова, а тот остро завидовал, сознавая неоспоримое умственное превосходство Троцкого, неодолимую крупность (для Сталина неодолимую), просто громадные заслуги перед революцией…

Поначалу ВРК возник как «штаб военно-революционной обороны». 9 октября 1917 г. Исполком Петросовета поручил отработать проект такого штаба Садовскому, Лазимиру, Балашову.

И октября коллегия Военного отдела Исполкома Петросовета обсудила проект.

12 октября проект был принят, а «штаб военно-революционной обороны» переименован в ВРК.