Огненный крест. Бывшие

Являлся членом Реввоенсовета Второй армии на Восточном фронте, руководил подавлением восстания рабочих на Ижевском и Воткинском заводах и слившегося с ним мятежа крестьянства и части московских продотрядов. Подавил успешно.

Затем Сокольников командирован на Южный фронт и введен в Реввоенсовет Девятой армии. Без политического руководства армия превращалась в анархический сброд.

На VIII съезде РКП(б) был докладчиком по вопросам военного строительства, отстаивал необходимость «скорейшего перехода от партизанского сепаратизма к централизованной», регулярной «революционной армии». Являлся членом комиссии по пересмотру партийной программы. Можно сказать, с немногими другими крупными большевиками был сердцем и легкими партии.

После съезда получил назначение в Тринадцатую армию, на фронт против Деникина, а затем (для поддержания авторитета руководства) назначен командующим Восьмой армией, где разложение грозило не только армии, но и фронту.

«Штаб армии (Восьмой. — Ю.В.), — вспоминает Сокольников, — кочевал с места на место, всегда рискуя быть захваченным врасплох; часть работников штаба дезертировала, а некоторые перебежали к белым…»

Вскоре Сокольникова отзывают в Москву, на TI конгресс Коминтерна. После конгресса какое-то время командовал Туркестанским фронтом; руководил становлением советской власти в Бухаре, воевал против басмачей, а с осени 1922 г. наконец осел в Москве в почетнейшем качестве наркома финансов. Им оставался до 1926-го, в котором стал зампредом Госплана. К тому времени Сталин уже укрепил на самых важных постах своих людей. Григорию Яковлевичу пришлось потесниться. Среди большевиков он выделялся умом и хваткой — ни одно из порученных дел не провалил. Успешно справился с такой сложной задачей, как инфляция и денежная реформа. И на дистанции в три четверти века Григорий Яковлевич вызывает к себе уважение. Не был он партийным изувером[29], а способностями обладал исключительными. Пожалуй, «там» по уму ему не было равных…

Летом 1922 г. Григорий Яковлевич представляет советскую Россию на Гаагской конференции. А после Чижиков не стал теснить его различными все более низкими должностями, а взял и стер с земли, подцепив к одному из страшных московских политических процессов.

Чижикову нужны были вот такие представительные процессы-пугала. Если сейчас, спустя почти шестьдесят лет после расправы над Сокольниковым, автор этой книги слышал, как многоорденоносный пенсионер, член партии с сорокалетним стажем рассуждал о чернобыльской катастрофе:

— Правильно делали в средние века, когда сжигали ученых. Поразвели заразу и прочую погибель…

А слушательницы — пожилые женщины пенсионного возраста — кивали в знак согласия: нравился этим женщинам такой подход. И нравится не только им…

Тогда о таких процессах иначе начинаешь думать.

Процессы над различными вредителями и первыми сановниками партии и были рассчитаны на подобную массу, иначе ее не назовешь. Газеты и радио скармливали ей всю идейно-политическую отраву, бесстыдную ложь пополам со слепой ненавистью, а они, это безбрежное пространство людей, их пожирали. Растление уже состоялось.

Тут берут свое и политучебники, и политчасы, и не виданная для России ни в какие «запрежде» времена армия политработников, и отделы кадров с их «женевским» просеиванием людишек; и уж, само собой, профессиональные «женевские» вычесывания строптивых и просто самостоятельных и честных (честность всегда должна сообразовываться с текущей линией партии и непосредственных руководителей); и пошлое, сюсюкающее, подхалимское советское искусство; и куда тут без доносов и партийных собраний (это уже, так сказать, легальное доносительство).

В общем, упряжь до сих пор не портили…

В повествовании Григория Яковлевича о себе — пытливый интерес к жизни (даже жадный), истинно большевистская преданность идее, уже запуганность Чижиковым (Григорий Яковлевич вдруг с какой-то торопливостью и не к месту припоминает: накануне Октября вместе со Сталиным входил в состав редакций газет, поочередно издаваемых вместо «Правды», — «Рабочий и Солдат», «Путь Правды», «Голос Правды», — а после октябрьского переворота — и «Правды». — Ю. В.), несомненная политическая честность с непоказной скромностью. Так, Григорий Яковлевич не таится, заявляет о своих взглядах на различных дискуссиях, явно идущих вразрез с тогдашним курсом партии. К примеру, в 1925 г. открыто требовал снятия Сталина с поста генсека, за что и поплатился членством в политбюро.

Чижиков лишний раз убеждался, с какой интеллигентской размазней имеет дело. При чем тут политическая честность? Да и вообще честность при чем? Сами себе головы и отвинчивают…

Троцкий, Каменев, Иоффе, Сокольников, Радек… шли в революционеры, а точнее, в вожди, прямо с гимназической скамьи, без крупицы житейского опыта и надлежащей образованности — сразу учить, организовывать, командовать, быть на вершине человеческой пирамиды. На Россию смотрели как на нечто заждавшееся их и явно ущербное без них.