Ленин вообще питал к меньшевизму, пожалуй, еще большую ненависть, нежели к белым. Для него они были злейшими врагами рабочего класса, и прежде всего потому, что вносили в него раскол, все время оспаривая позиции большевиков. Между Лениным и Троцким не существовали даже просто открытые, товарищеские отношения, не говоря уже о добросердечных. Порой представляется: Ленин лишь терпит его…
И вот этим воспользовался Сталин. Он нагло изолировал больного Ленина, не опасаясь никого, в том числе и Троцкого. В любом случае Ленин не должен был обратиться к Троцкому. Он для него оставался чужаком в партии. Пусть великим (из-за практической пользы), но чужаком.
Сама изоляция Ленина — в общем, дело его собственных рук. Действия Сталина стали возможны из-за партии, точнее, обстановки в партии, когда низы по-солдатски подчинены верхам. И что там наверху — их в это не считают нужным посвящать. Поэтому вся масса дисциплинированно, по-солдатски выполняет указания сверху.
И Сталин не просчитался. Он изолировал Ленина, лишил реальной власти в делах государственных и партийных и принялся поворачивать дело в партии на свой лад, то есть сосредоточил усилия на объединении всех против Троцкого и троцкистов. Но разумеется, пока еще очень осторожно. Так, лисьи узоры и прыжки…
Вождь (и его семья) к иудушке-Троцкому не обращался, в себе переживая унижения, в главном ничем не отличимые от домашнего ареста (все, разумеется, под видом заботы о здоровье).
Лев Давидович тоже не проявлял признаков беспокойства, пока не разглядел игры против себя. С высоты занимаемого положения, можно сказать всемирного авторитета, это было несколько затруднительно. Казалось, ничто и никто не сумеют его поколебать. Его рассматривали как законного наследника Ленина. Безусловно, он улавливал какую-то кабинетную возню, перемещение теней за своей спиной, но разве ему, «принципу» партии, обращать на это внимание. Он только взойдет на трибуну… Не сегодня-завтра к нему отойдет партийный престол. И вообще, партия слушает только его и Ленина…
И все же с Лениным Коба просчитался, он повел игру слишком грубо, уповая на доклады врачей. Но ведь время тоже терять нельзя! Следует вцепиться в возможность закрепления власти над партией, он так близко подошел к этому, увидел, насладился… До Ленина ли!.. Впрочем, так повел себя не только он. Все, кто знал подлинную историю болезни вождя, уже отдали его смерти.
И просчеты следуют один за другим. В «грузинском» деле Сталин шельмует мнение Ленина. Он оскорбляет Крупскую, совершает еще ряд неуважительных действий.
И Ленин протягивает руку иудушке-Троцкому.
Троцкий свидетельствует:
«Ленин вызвал меня к себе в Кремль, говорил об ужасающем росте бюрократизма у нас в советском аппарате и необходимости найти рычаг, чтобы как следует подойти к этому вопросу. Он предлагал создать специальную комиссию при ЦК и приглашал меня к активному участию в работе.
Я ему ответил:
„Владимир Ильич, по убеждению моему, сейчас в борьбе с бюрократизмом советского аппарата нельзя забывать, что и на местах, и в центре создается особый подбор чиновников и спецов, партийных и беспартийных, вокруг известных партийных руководящих групп и лиц, в губернии, в районе, в центре, то есть при ЦК. Нажимая на чиновника, наткнешься на руководящего партийца, в свите которого спец состоит, и, при нынешнем положении, я на себя такой работы не мог бы взять“». Таким «рычагом» Ленин видел… комиссию.
Нет, не понял Троцкий того, что затевал Сталин.
Как мы видим, корень решения вопроса с ростом бюрократии виделся вождям в создании очередной комиссии. Это даже как-то огорчает. Тут надо съезд созывать, в основу учения поправки вводить, а они… раковую опухоль принимают за прыщик. Ну да Бог с этим, но они ведь даже в Чижикове не разглядели того жуткого, культового, что присуще партии, как человеку под солнцем — тень. Они даже себя не сумели защитить. После данного эпизода об их провидчестве начинаешь думать даже как-то нехорошо… Ведь они так до сих пор и создают по каждому поводу комиссии. А следовало создать одну, всего одну: на предмет изучения правомочности всех этих людей решать судьбу России и заводить ее в тупик государственной катастрофы. Неужто это не было видно — чудовищная искусственность всей социалистической конструкции, ее совершенная нежизненность, непригодность. Только величайшим принуждением всего народа она могла стоять, не рушиться на головы своих создателей. Неужто им это не было видно и насилие государства над людьми они принимали за естественное функционирование государственной системы?
Нет, ничего не видели.
Были уверены, что строят новое. Раздвинут это новое — а там укатанные рельсы в социализм и всеобщее счастье…
И слепо, упорно втискивали жизнь в свои схемы. Плоть народа трещала, исходила кровью, мучительно вдавливаясь в назначенный Лениным шаблон…
А тогда Ленин согласился с оценкой Троцкого и предложил блок Ленин — Троцкий против Сталина.
Поздно. Над Лениным сомкнулось безмолвие. Троцкий остался один.