Огни большого города

Вход во двор был не совсем там, где был выход. Вход был со стороны чугунной ограды бульвара, а выход находился неподалеку от бронзового памятника автору «Пира во время чумы», с цилиндром в руке. С одной стороны входишь, а с другой выходишь. Или наоборот. Это замечательно во всех смыслах. Это ведь рядом с нами и бульвар великий, и памятник великий, и автор, кому этот памятник, тем паче великий. А при наличии ближней к нашему дому государственной бакалеи – все еще замечательней. В Москве (и вне Москвы) – один-единственный такой поэтический монумент, а бакалея – не такая уж и единственная. В Москве – сотни бакалей. Но только одна находилась неподалеку от памятника великому автору. Эту бакалею хорошо помнят самые выдающиеся ветераны столичной Москвы. Но еще лучше – все наши центровые ребята, некоторые из которых живы и теперь. В наше с Александром Петровичем время ее называли «Гастрономом “У летчиков”». Там, если кто помнит, никто никогда не видел ни одного летчика. Название восходит не к этим героическим людям, летающим высоко в небе на крылатых машинах с мотором. Правда, однажды, еще до войны, в этой бакалее покупал макароны знаменитый советский летчик-испытатель Валерий Чкалов. Отсюда, скорее всего, и название. Теперь же у входа в этот гастроном стояли какие-то трое «ветеранов Манхеттенского проекта» в обвислых пальто и социалистических галошах на босую ногу. Их судьбы тоже уникальны, но не об этом речь. Совсем не об этом. Речь, скорее всего, о том, что когда-то в «У летчиках» бумажные чеки с треском выбивали механические кассовые аппараты «Феликс» с «заводной ручкой», и работала там кассиршей, если не ошибаюсь, несколько слишком упитанная Мормыхина Людмила Павловна, жгучая брюнетка с ярко-красными губами. С ней у Александра Петровича связи никогда никакой не было. Как и заметного превосходства над всей системой советской торговли. Его у него тоже не было. А вот если он возвращался ко мне по вечерам с кафедры малоизученных страниц марксизма-ленинизма, которой заведовал известнейший в те времена профессор Дроцкий, невысокий дядя лет пятидесяти, в бинокулярных очках, то ни о каком «наличии превосходства» Александр Петрович не говорил вообще. Либо говорил, но не очень возвышенно, употребляя свои излюбленные обороты вполне себе уличного происхождения и предполагая сенсационный завоз сушеной воблы в мешках в ту же самую бакалею: один мешок в одни руки. С применением конной милиции в качестве охраны возможной давки.

Он и о ближайшем будущем, до которого ни один конный милиционер не собирался доскакивать, тоже говорил. Не в смысле отпуска в руки потребителя мешка с соленой рыбой, а преимущественно как о близком времени выдачи мне моих денежных премиальных. Выдача должна была произойти в ближайшее время там же, где намечалось: в полуовальном окошке нашей строительной кассе, однако из-за непогоды, должно быть, откладывалась. Поэтому Александр Петрович и о настоящем не упускал возможности что-нибудь не менее «премиальное» добавить. Как о периоде всемирной истории, когда еще не выдали никаких денег ни в каком окошке. О том, что выдадут их не раньше ближайшего будущего, с его стороны не было и намека, кроме: «А ты жди дольше!» Тут он, как правило, очень расстраивался и от расстройства куда-то уходил, но быстро возвращался и в период полета его шляпы через всю комнату кричал: «Авось ты дождешься! И я с тобою вместе!» Он всегда подчеркивал важность этого замечания, прямо указывая на то, что ближайшее будущее наступит в ближайшее время. Во время наших вечерних посиделок он это знал почти наверняка. Превосходно предчувствовал. И тогда уж точно победим не только мы, но и самые проворные силы общественного оптимизма, хотя и не раньше следующего века. Это произойдет обязательно. Тем более что об этом и профессор Дроцкий у них на кафедре веско и доказательно говорил, а он-то уж знал, ему ли не знать. Все ж таки невысокий дядя в бинокулярных очках. Один из крупнейших в СССР знатоков малоизвестных страниц марксизма-ленинизма.

И я про это тоже что-то думал. Но чаще ничего не думал. Какой еще следующий век? До него еще вон сколько! Вон какие события должны состояться! Мне-то что до них? Ну, состоятся; ну, рванет прогресс по всем направлениям. Но мне-то он на кой черт сдался? Тут бы хоть в ХХ-ом немного денег получить и на радостях пару раз растянуть резиновый эспандер на заре. И чтобы в коммунальной уборной никто газету не читал. Вот тогда и победят самые проворные силы мои, а не общественного оптимизма.

VI.