На короткий миг в груди мучительно заныло от искушения прижать Глаз к себе и отменить действие довлевшей над Дзёей клятвы, которая вот-вот должна была раз и навсегда разрушить его жизнь. Но затем взгляд скользнул по лицу Уми, безжизненному и застывшему, и сердце сжалось от боли так резко, что сбилось дыхание.
Они оба не заслуживали того, что с ними случилось. Но если он станет клятвопреступником, чтобы спасти подругу и искупить хотя бы часть сотворённого им зла, его никчёмная жизнь всё же окажется не напрасной. И, быть может, его не изгонят в Пустошь к голодным демонам, а позволят присоединиться к сонму предков в Стране Корней…
–
– Значит, вы сумеете отыскать душу Уми и помочь ей вернуться назад? – в глазах Ямады снова загорелась угасшая было надежда.
–
Дзёя и Ямада смерили друг друга оценивающими взглядами. Дзёя не питал иллюзий на свой счёт: он прекрасно понимал, что выглядит хуже некуда. Да и Ямада, надо заметить, также не являл собой предмет всеобщей зависти – особенно после своего весьма неожиданного… преображения.
Конечно, Дзёя мог бы показать Ямаде, как использовать Глаз Дракона – годы слежки за патронессой не прошли даром, и он многому успел у неё научиться. Даже тому, что она со всем тщанием старалась от него скрыть. Но ему хотелось сделать всё самому, не в последнюю очередь из чувства глубокой благодарности – ведь Уми оказалась единственной, кто не отвернулся от него, прокля́того хозяина балагана.
Он протянул Ямаде руку, и тот крепко обхватил его запястье.
– Что бы ни происходило, ни в коем случае не разрывай связь, – наставил его Дзёя. – У нас будет только одна попытка.
Монах сдержанно кивнул, давая понять, что не допустит ошибки.
Тэцудзи и Нобору отошли подальше, чтобы не мешать ритуалу, и теперь с беспокойством глазели на них, пока духи Хякки Яко продолжали неистово уничтожать оставшихся мукадэ. Сейчас судьба патронессы волновала его не столь сильно, как прежде. Он непременно подумает, как поквитаться с ней, – если, разумеется, переживёт эту ночь.
Бог Дорог исчез, оставив после себя такой мощный остаточный след магии, что у Дзёи волосы на голове встали дыбом. Когда дышать стало чуть легче, он водрузил Глаз Дракона прямо на зиявшую в груди Уми рваную рану, оставшуюся от когтей ведьмы, и накрыл его сверху ладонью.
Ямада постепенно начал передавать свои силы, и чем дальше, тем серее становилось его и без того бледное лицо. Рука монаха, крепко обхватившая запястье, казалась горячей, как дыхание самого пламени, и Дзёе стоило немалых трудов сосредоточиться на нужном заклинании и остром желании изменить судьбу Уми.
«Пускай она вернётся в мир живых. Пусть изменится то, что уже свершилось», – твердил он про себя снова и снова.
Лишь об одном Дзёя попросил бы Великого Дракона, если тот и впрямь собирался жестоко наказать его за нарушенную клятву, – о возможности довершить начатое и увидеть, как Уми снова открывает глаза и улыбается ему…
Подчиняясь воздействию магии, Глаз Дракона медленно стал бледнеть. Очертания его сглаживались, пока в конце концов он не стал похож на облачко тумана, причудливым образом зависшее над смертельной раной Уми.
В этот миг над их головами прокатился тихий и пока ещё отдалённый рокот грома. Словно предупреждение, обращённое только к Дзёе.
Но Дзёя не стал бы этого делать. Не смог бы. Только не теперь, когда у них в руках был единственный шанс вернуть Уми к жизни. И когда их с Ямадой так прочно связали нити магии. Попытайся Дзёя разъединить сейчас их руки, кто знает, что сталось бы с ними обоими…
Кровь хлынула из носа, перед глазами заплясали тёмные мушки. В груди начал разгораться жар, который вскоре охватил всё тело, заставив Дзёю дрожать как в лихорадке.
Плохо дело. Ритуал ещё не закончен, но силы уже на исходе. Долго он не продержится.
Злые раскаты грома раздались намного ближе, чем прежде. Похоже, Ямада тоже что-то почувствовал, потому как дёрнулся – но хватки не ослабил. Хотя Дзёя не испытывал к монаху симпатии, всё же не мог не признать, что тот был не робкого десятка.