Огни Хякки Яко

– Да тудыть, – похоже, союзник сопроводил свой весьма содержательный ответ жестами, потому как больше вопросов у полицейских не возникло. Говоривший с возницей что-то резко крикнул остальным, и всадники сорвались с места.

Дождавшись, пока все проедут мимо, телега медленно тронулась, а спаситель принялся беззаботно напевать себе под нос. Когда топот копыт затих вдалеке, телега со скрипом свернула куда-то и покатила под уклоном по более ухабистой дороге – Дзёя то и дело морщился от боли, отдававшейся в раненой ноге, когда его подбрасывало вместе с тюками на очередной кочке. Потом где-то впереди со скрежетом открылись ворота, и телега вкатилась на подворье.

Дзёя лежал под тюками ни жив ни мёртв. Куда его привезли? Мог ли он на самом деле быть уверен в том, что его неожиданным спасителем оказалась Уми Хаяси? Или же всё это происки госпожи Тё, которая вряд ли успокоится, пока не отомстит ему?

Но зазвучавший в следующее мгновение голос развеял все сомнения:

– Г-господ-дин А-араки! В-вы зд-десь?

Дзёя принялся выбираться наружу, и верный Нобору – а этот взволнованный заикающийся голос, вне всяких сомнений, принадлежал его надёжному помощнику – тоже зашуршал соломой, отбрасывая ставшие ненужными тюки в сторону.

– Ты всё-таки не бросил меня, – просипел Дзёя, потирая саднившую шею. Верёвка передавила горло, и наверняка на светлой коже останется след, будто от удавки, – но сейчас Дзёю это нисколько не волновало.

Куда больше его поразило лицо той, что стояла позади Нобору. Даже одежда нищего крестьянина и драная соломенная шляпа не могли скрыть благородства её облика. Должно быть, Уми Хаяси оказалась превосходной актрисой, раз сумела усыпить подозрения тайной полиции и проскользнуть прямо у них под носом с узником, спрятанным под тюками с соломой.

Но что-то с ней всё равно было неладно. Чем дольше Дзёя смотрел в потухшие глаза Уми Хаяси, тем меньше узнавал её. Ещё вчера она была полна жизни и желания помочь ему: Дзёя до сих пор не мог забыть её полного ярости и отчаяния взгляда. А теперь будто кто-то высосал из неё все жизненные соки.

Может ли человек перемениться столь резко за одну ночь? Что же с ней случилось?

– В дом, – процедила Уми, едва удостоив Дзёю взглядом, и обратилась к Нобору. – А ты пока отгони телегу. Полицейские скоро поймут, что их одурачили. Нужно спешить.

Нобору кивнул и поспешил выполнять поручение, а Дзёя покорно захромал за Уми. Руки его всё ещё были закованы в колодки, но Уми быстро разрешила эту проблему. Один точный удар кинжала – и по дереву зазмеилась трещина. Второй – и покорёженные колодки оказались у ног Дзёи. Он со злостью пнул их, а после снял опостылевшую позорную табличку и принялся растирать кожу на шее.

В лачуге царил полумрак. Стоило Уми закрыть за собой раздвижные двери с потрёпанной временем и непогодой бумагой, как в глубине единственной комнаты зашевелилась чья-то огромная тень. Дзёя невольно замер, охваченный страхом, а Уми скользнула по тени взглядом и склонилась над каким-то свёртком, притулившемся у стены по левую руку.

Когда из полумрака показалась уже знакомая фигура огромного детины с монашеским посохом наперевес, Дзёя чуть заметно выдохнул, надеясь, что облегчение на его лице читается не слишком явно. Он узнал этого человека – тот приходил с Уми и якудза в балаган. Вот только имя его напрочь вылетело из головы, но, пожалуй, оно не имело никакого значения. Похоже, Уми действительно доверяла монаху, раз взяла сегодня с собой.

Но это вовсе не означало, что Дзёя должен был разделять её чувства. Чем ближе подходил к нему верзила-монах, тем сильнее Дзёе приходилось бороться с желанием отступить, избегая спокойного, но тяжёлого взгляда.

Уми тем временем не теряла даром ни мгновения. Она осмотрела окровавленные лохмотья Дзёи всё с тем же непроницаемым, и потому внушавшим тревогу выражением, а затем протянула свёрток с одеждой и проговорила:

– Я за водой. А ты не стой столбом и переодевайся.

Дзёя хмыкнул и взял вещи. После колодок руки всё ещё плоховато слушались, а пальцы дрожали, но он старался не подавать виду, что испытывал какие-то неудобства.

Если Уми что-то и заметила, то ничего не сказала. Раздвижные двери с тихим шорохом закрылись за её спиной. Бывший владелец балагана остался наедине с монахом.

– Ты же не помочь мне явился, правда? – усмехнулся Дзёя, похромав вглубь комнаты. Детина молчал, будто ждал чего-то или подбирал слова. Дзёя ощущал его взгляд на спине: не враждебный, но изучающий.

Уложив свёрток с чистой одеждой на покосившийся от времени комод, у которого ко всему прочему недоставало ящиков, Дзёя бережно извлёк из-за пазухи портрет семьи и осмотрел его – не повредился ли во время бегства от тайной полиции? Убедившись, что с единственной оставшейся вещью, дорогой его сердцу, всё в порядке, Дзёя отложил портрет к свёртку с одеждой и принялся развязывать пояс.

Он думал, что монах так и не заговорит с ним, как вдруг повисшую в лачуге тишину прорезал необычайно звучный и низкий голос:

– Тебе больше не нужна помощь. Во всяком случае, моя.