Огни Хякки Яко

Словно заслышав её слова, на пороге лачуги, где они укрылись, возник Нобору, тоже с сумой за спиной.

Дзёя с трудом сглотнул подступивший к горлу комок. Даже несмотря на всё содеянное, оставались ещё люди, которым не наплевать, что с ним станется…

Он наклонился к Уми и обхватил её ледяные ладони. Тонкие и хрупкие, но всё же не по-женски сильные. Впервые с момента их сегодняшней встречи она посмотрела прямо, не отводя взгляда. На дне её глаз блеснуло и тут же исчезло отражение какой-то давней затаённой тоски, от одного вида которой у Дзёи защемило сердце.

Ему вдруг захотелось прижать её к себе – так крепко, насколько достанет сил. Но он не решился. Задавил в себе этот порыв, не дав ему окрепнуть.

– Как я могу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала?

– Просто живи. – На короткий миг лицо Уми приобрело прежнее живое выражение, но оно потухло быстрее, чем слабый огонёк светлячка безлунной ночью. – И сдержи своё слово.

Дзёя нахмурился. Похоже, он только что узнал, кто надоумил того полицейского взять с него клятву оставить поиски Глаза.

Но вопрос был в другом: откуда о сокровище знала сама Уми? Как и в служащем тайной полиции, ничто не выдавало в ней одержимую поисками Глаза Дракона. Во взгляде не читалась жажда завладеть силой Сэйрю, пальцы не подрагивали в нервном ожидании, когда смогут прикоснуться к источнику древней магии, равной которой не было во всём Тейсэне.

Вывод напрашивался только один. Уми каким-то образом оказалась знакома с хранителем – тем старым каннуси, который в самый последний момент так хитро обыграл его и где-то спрятал Глаз. Откуда, как не от него, она могла услышать об этом сокровище? Если бы не госпожа Тё, Дзёя и сам бы до конца своих дней оставался в неведении.

Ещё и этот монах со своими расспросами… Теперь Дзёя знал наверняка, откуда дует ветер. Будто бы разрозненные кусочки разбитой чаши наконец сложились в единое целое.

Все эти мысли вихрем взметнулись в одержимом сознании, и Дзёя понадеялся, что ни единого их отголоска не отразилось на его лице. Не желая больше испытывать судьбу, он склонил перед Уми голову – всё-таки она многое сделала для него и многим рисковала – и зашагал следом за Нобору.

Ни монах, ни Уми больше ничего ему не сказали. Признаться, Дзёя ни на что и не рассчитывал.

Перед тем как миновать скрипучие ворота, Нобору нахлобучил Дзёе на голову видавшую виды соломенную шляпу.

– Госпожа Хаяси ска-азала, чтобы вы её н-не снимали. На неё наложены чары для отв-вода глаз – так та-айная полиция вас не узнает.

Дзёя удивлённо вскинул брови.

– Разве так говорят о молодой госпоже, Нобору? – с укоризной покачал головой он, пока они брели вглубь проулка. Из-за раненой ноги Дзёя чувствовал себя немощным стариком. – Видимо, я и впрямь непростительно мало времени уделял твоему образованию.

Нобору лишь всплеснул руками.

– Н-но ведь м-мать госпожи Хаяси ско-ончалась этой ночью. Так что зва-ание хоз-зяйки дома и госпо-ожи перешло к её ед-динственной дочери.

Дзёя ничего на это не ответил, погрузившись в размышления. Слова Нобору объясняли столь резкую перемену в состоянии Уми. Как тот, кто безвозвратно потерял всю семью, Дзёя не мог не сочувствовать давней подруге и не преисполниться уважения к её стойкости. Ведь, невзирая на собственное горе, Уми не забыла о данном обещании и помогла ему.

«Просто живи и сдержи своё слово», – такими были последние её слова. Будто бы они больше никогда не увидятся. Словно она навсегда прощалась с ним, желая оставить в прошлом не только общую трагедию, но и дружбу, что когда-то их связывала крепче любых родственных уз.

Но Дзёя не желал так просто с этим мириться. Уми – последний человек в этом прокля́том городе, который помнил его настоящего и от всего сердца сожалел о произошедшем. Сможет ли он оставить её вот так просто? Она ведь много раз снилась ему – красивая девочка с печальными глазами. Только тогда Дзёя не помнил, что она была неотъемлемой частью его прошлого, которое он так жаждал вспомнить. Думал, что она – лишь очередное бесплодное порождение его фантазий.

Следуя за Нобору по извилистым и запутанным переулкам не самой благополучной части Ганрю, Дзёя один за другим воскрешал в памяти те сны. Вспоминал, как на берегу реки он спас маленькую Уми от напавшего на неё серокожего ёкая со щербатой пастью. Тогда неожиданно пробудившаяся где-то в глубине его существа сила наполнила Дзёю до самых кончиков пальцев – и маленький кинжальчик, который подарил отец, стал поистине смертоносным оружием. Напоённый гневом пробуждённой колдовской силы, он поразил духа в самое сердце – и того тут же поглотили жадные воды Ито. И как после он утешал Уми и говорил, что с этого мига всегда будет защищать её – и больше ни ёкай, ни человек не посмеют навредить его подруге.

Вспомнилось ему и то, как они с Уми забрались на ветви старой раскидистой ивы. Как сандалия соскользнула с его ноги, и как после они неожиданно столкнулись с духом того дерева, который много поведал им о мире…