Огни Хякки Яко

Опьянённое жаждой обладания сердце мучительно сжалось от ревности и тоски. Нелегко было распрощаться с той больной мечтой, которая поддерживала в нём жажду жизни. С мечтой, которую он взращивал и лелеял в ущерб порой всему человеческому, что в нём ещё оставалось.

Был ли у него выбор? Где-то палач уже наверняка готовил палки, чтобы забить его до смерти на глазах охочего до зрелищ народа. Без посторонней помощи ему не сбежать от господина Ооно и тайной полиции.

Так стоит ли столь отчаянно цепляться за то, что уже не поможет, не придаст сил?

– Клянусь, – прохрипел Дзёя, не давая себе времени на сомнения. – Именем Владыки Восточных Земель я даю слово, что откажусь от мысли завладеть Глазом Дракона.

Вот он и сказал, что требовалось. Сделал единственно возможный в его положении выбор. Облегчения эта вымученная клятва так и не принесла. Однако сожалеть о содеянном было поздно.

Но полицейскому, похоже, не было дела до одолевавших Дзёю сомнений. Разжав пальцы, он отстранился и сделал знак двум тюремщикам, которые тут же ввалились в ставшую вдруг тесной камеру. Один рывком поднял Дзёю с покрытого соломой пола, а второй нацепил на руки деревянные колодки.

– Вот и пришло твоё времечко, – неприятно усмехнулся второй тюремщик, и Дзёя узнал его. Именно этот человек с размаху треснул его по рукам, когда Дзёя в самый первый день своего заточения пытался ухватить полицейского за лацкан мундира.

Не в меру жестокий тюремщик явно собирался ляпнуть что-то ещё, но под суровым взглядом служащего тайной полиции мгновенно скис. Дзёя мысленно позлорадствовал, но ответить колкостью не успел. В спину его толкнул первый:

– Шевелись давай, чего застыл?

Отвыкшие от ходьбы ноги поначалу то и дело заплетались, но ощутимые тычки не давали Дзёе сбиться с шага. Перед глазами маячила идеальная военная выправка полицейского. Оба тюремщика тяжело шлёпали следом.

Дзёя понимал, куда его ведут. Не думал, правда, что с ним решат покончить так быстро. Если он не ошибся в подсчётах, сегодня как раз начинался Обон. Это же насколько тайная полиция испугалась деяний мнимого хозяина балагана, что решила избавиться от него как можно скорее? Даже невзирая на то, что в принадлежащие мёртвым дни вершить дела живых не мог позволить себе никто. Кроме, разумеется, владыки Тейсэна. Того, в чьих жилах, если верить преданиям, текла сила самого Сэйрю. Имевшая покровительство самого императора, тайная полиция вполне могла устроить казнь прямо в Дни поминовения усопших.

За долгие часы, проведённые в одиночестве, Дзёя не раз гадал, как встретит свой неизбежный конец. Отрубят ли ему голову, избавив от долгих мучений, или же придумают более изощрённую казнь?

Размышлять о смерти было страшно и горько. Но теперь, когда она подкралась к нему ближе, чем когда-либо прежде, Дзёя осознал, что ничего не чувствует.

Словно это не его ноги шли по извилистым коридорам, а потом и по подъездной дороге к главным тюремным воротам.

Словно это не его, будто набитый соломой мешок, усадили на лошадь и не ему повесили на шею позорную табличку:

Чтобы каждый, мимо кого проедет процессия, везущая узника к месту казни, знал, кто перед ним, и сумел выразить полагающееся возмущение. А может, даже запустить в осуждённого гнилой редькой или чем поувесистее.

Никто из сопровождения не стал мешать, даже когда народ начал тянуть арестанта за лохмотья, в которые превратилось его дорогое кимоно. Никто не шевельнул и пальцем, даже когда чьи-то крепкие руки ухватили за лодыжку и всадили кинжал прямо в ногу.

«Это тебе за мою дочь, колдовское отродье!» – надрывался кто-то, а Дзёя даже не вздрогнул, когда сталь взрезала кожу и мышцы, словно мягкий тофу. Напоённый его кровью кинжал что-то тихо зашептал, но Дзёя не мог разобрать ни слова – и всё из-за прокля́того отвара.

Раньше он способен был учуять силу металла даже на расстоянии – так он однажды и нашёл свою цепь, которую у него теперь отняли. Но когда магия снова покинула Дзёю, мир вокруг будто выцвел. Все чувства притупились – даже боль и страх, а крики тех, кто желал ему самой мучительной смерти, напоминали не более чем отдалённое эхо, затерявшееся в горах.

Небо над Ганрю было хмурым, и искажённые яростью лица горожан, обступивших шествие, казались серыми и призрачными. Кровь из раненой ноги неприятно щекотала кожу, и лошадь Дзёи, чуявшая волнение окружившей их толпы, то и дело тревожно всхрапывала.

Служащего тайной полиции, которого подослала к нему Уми, Дзёя потерял из виду почти сразу, как они отъехали от тюремных ворот. Его сопровождал целый небольшой отряд – видать, думали, что даже растерявший силы колдун представляет угрозу. От этой дурной мысли хотелось рассмеяться, но лицо застыло, словно посмертная маска – госпожа Тё рассказывала, что такие вырезали себе жрецы ещё в те времена, когда Великий Дракон не захватил власть над этими землями.

Но кто же правил здесь в те далёкие тёмные годы? Патронесса никогда не отвечала на этот вопрос, хотя Дзёя готов был поклясться, что она очень хорошо знала ответ…