Огни Хякки Яко

– Мне пришлось запечатать твою силу, чтобы ведьма не учуяла её. Я совершила страшное предательство, отрезав тебя от большей части жизненной энергии, которую ты могла бы черпать от источника ки. О-Кин сказала, что совсем недавно наложенное мною заклятие начало слабеть, причиняя тебе боль. Поэтому позволь вернуть то, что твоё по праву.

С этими словами мать чуть отстранилась и коснулась руками груди Уми.

И в тот же миг огромное нечто, давление которого стало уже совсем нестерпимым, вдруг вырвалось наружу яркими лазурными сполохами. Откуда-то издалека грянул хор ликующих голосов, но слов песни Уми разобрать не могла – уши будто бы плотно заткнули ватой, почти не пропускавшей звуков.

Голова кружилась, но никогда прежде Уми не ощущала в теле такой лёгкости. Казалось, стоит только захотеть, и она сможет воспарить над землёй. Яркое лазурное сияние, исходившее из глубин самого её существа, вдруг переменилось на более сдержанную синеву – глубокую и спокойную, словно морское дно.

Но все происходившие перемены едва ли взволновали Уми сильнее, чем посеревшее лицо матери и разом потускневшие глаза. Хотелось дотронуться до неё и убедиться, что всё будет в порядке. Что теперь-то, когда запертые столько лет силы наконец получили свободу, от Уми будет хоть какой-то толк в борьбе с ведьмой и она сможет защитить самое дорогое, что у неё ещё оставалось…

Мать начала было что-то говорить, но её слова потонули в оглушительном рёве воды, отозвавшейся на нарастающее звучание песни, которая всё ещё гремела, радуясь освобождению, воспевая саму жизнь. Вскоре тень от огромной волны перекрыла даже солнце, неподвижно застывшее на небосклоне, и Уми стало по-настоящему страшно.

Она же смоет их обеих, утащит далеко в море, а мать слишком слаба, чтобы добраться до берега вплавь…

Нависшая над ними гигантская волна казалась такой реальной, что Уми не могла думать больше ни о чём ином, кроме спасения матери. Нужно предупредить её об опасности, любой ценой заставить убраться подальше от этого прокля́того берега!

Но тело, лёгкое и расслабленное, словно покачивающаяся на поверхности воды водоросль, снова подвело Уми. Она не могла пошевелиться, не могла выдавить из себя ни слова – как тогда, в балагане, когда ведьма Тё опутала её своими чарами.

Ужас снова захлестнул Уми, но мать вдруг посмотрела на неё – посмотрела так пронзительно, что на короткое мгновение девушка позабыла и об исполинской волне, и об опасности, которую та несла за собой.

«Прощай», – сумела прочитать по губам Уми, и в следующий миг на её глаза опустилась темнота.

* * *

Очнулась Уми от лихорадочной дрожи, охватившей всё тело. Нижнее кимоно пропиталось потом почти насквозь. Одеяло сбилось и запуталось где-то в ногах; Уми с раздражением отпихнула его от себя и прижала колени к груди.

В носу ещё стоял солёный запах моря, но шума волн больше не было слышно. Она снова дома. А странное видение на берегу, похоже, оказалось всего лишь сном.

Но что-то не сходилось. Слишком отчётливым казалось то видение, слишком сильна была тревога, не дававшая покоя бешено скачущему в груди сердцу.

И ещё мать вела себя так странно, будто бы и впрямь прощалась с ней навсегда…

Уми помотала головой, отгоняя от себя дурные мысли. Чем теряться в догадках, нужно своими глазами убедиться в том, что с матерью всё в порядке. Когда Уми в последний раз видела её, та хоть и была слаба, но на умирающую точно не походила! Да, воздействие колдовства ведьмы за столько лет не могло пройти бесследно, но Миори Хаяси оставалась сильной. Она выдержала четырнадцать лет плена и вернулась домой. Скоро она пойдёт на поправку, и всё постепенно наладится.

Уми поднялась с футона и, пошатываясь, направилась к комнате матери. Руки и ноги плохо слушались, словно Уми накануне перебрала с вином, но разум её при этом был ясен, как никогда.

«Что происходит?» – гадала она, бредя по коридору, словно нелепая тень самой себя. Неужели всё, что произошло в этом странном сне, оказало влияние на настоящее, и высвобожденная колдовская сила таким странным образом пытается найти себе выход?

Мать наверняка должна знать, что с ней. Уми надеялась, что её советы помогут справиться с происходящим, которое девушка пока не могла до конца осознать и осмыслить. Настоящая колдовская сила, ну надо же! Уми столько лет откровенно приходила в ярость, когда её называли ведьмой, но теперь всё будет по-другому. Теперь рядом с ней есть родной и близкий человек, владеющий колдовством. Мать наверняка сумеет научить её, как уживаться с новообретёнными способностями…

Стоило Уми добраться до комнаты Миори Хаяси, как все мысли разом вылетели из головы. За бумажными дверями теплился свет – значит, мать не спала или кто-то присматривал за ней. В усадьбе никогда не оставляли огонь без пригляда.