Огни Хякки Яко

На низеньком столике тлели четыре недавно зажжённые палочки с благовониями. Четыре – несчастливое число, созвучное самой смерти[3]. Но, вопреки опасениям Уми, запах благовоний оказался приятным и свежим: так могла пахнуть роса, выпавшая на сочной зелёной траве и нежных цветочных лепестках, которые вот-вот раскроются навстречу проснувшемуся солнцу.

Каннуси Дзиэн всё пел и пел тихим надтреснутым старческим голосом, и Уми вдруг вспомнила, как они с Ямадой недавно пробрались в особняк градоправителя. Монах так же нараспев читал молитвы над телом покойного, и слёзы текли по щекам Уми, орошая ворот кимоно…

Осознав, что не в силах больше стоять прямо, Уми тяжело опустилась на татами. Глаз она не поднимала и потому видела, как на серой ткани хакама остаются мокрые круги, будто над нею прошёл короткий и тёплый летний дождь.

«В последние дни я слишком много плачу», – отстранённо подумала Уми. Пожалуй, за всю свою жизнь она не проливала столько слёз, как за эти несколько дней – с тех пор, как в игорном доме повстречалась с Косым Эйкити.

О, она бы многое отдала, чтобы вернуться в то утро и шепнуть самой себе на ухо: «Оставь этого бродягу в покое и просто забудь о нём!»

Не дотронься она тогда до иредзуми Косого Эйкити, всё наверняка сложилось бы совершенно иначе. Но могло ли одно-единственное решение повлиять на всё, что случилось после?..

Когда пение каннуси Дзиэна смолкло, Уми встрепенулась. Старик подошёл к отцу, что-то тихо сказал ему и, дождавшись ответного кивка, повернулся к Уми:

– Брат Горо и господин Хаяси довершат все необходимые приготовления. По дороге сюда я договорился со своим старым знакомым, каннуси из святилища Милостивого Владыки Сэйрю. Скоро всё будет готово к погребению, и мы сможем отправляться.

Погребение. Чуждое самой жизни слово резко царапнуло слух.

Уми поёжилась, шмыгнула носом и заставила себя кивнуть. Прежде ей уже доводилось слышать об этом месте, а однажды она даже заглядывала туда. Окружённое небольшим и тенистым парком, святилище Милостивого Владыки Сэйрю отчего-то сразу навеяло на неё грызущую изнутри тоску, и потому Уми быстро сбежала оттуда и впредь старалась избегать его.

Значит, именно там матери суждено было отправиться в свой последний путь…

– Но прежде я хотел бы попросить тебя о небольшой помощи, – продолжал каннуси. – Давай-ка выйдем на воздух.

Уми без особого воодушевления последовала за ним на веранду. Прежде Дзиэн уже просил её об услуге, когда в святилище Поющих Сверчков призывал духов земли. Но на сей раз дело явно заключалось в чём-то ином.

И предчувствие её не подвело.

– Пока есть возможность, я хотел бы кое-что тебе сказать, – снова заговорил каннуси, когда они опустились на нагретый солнцем дощатый пол веранды. В голосе старика послышалась отеческая мягкость. – Знаешь ли ты, почему служители Сэйрю читают молитвы вслух?

Уми покачала головой. Она не имела ни малейшего представления, к чему старик завёл этот разговор, но обидеть его откровенным пренебрежением попросту не посмела бы. Чтобы прийти сюда сегодня, Дзиэну пришлось пересечь полгорода и подвергнуть себя опасности – ведь ведьма Тё наверняка рыскала где-то поблизости в поисках Глаза Дракона. Выслушать его – та малость, которую могла сделать Уми, чтобы отблагодарить его за помощь и неравнодушие к её горю.

– Мы верим, что слово обладает огромной силой. А сказанное в нужное время и в нужном месте – вдвойне. Но это касается не только молитв и заклинаний, пропитанных магией. В обычной жизни даже самые простые слова – или глубокое молчание – могут сказать если не всё, то очень многое.

Седая борода каннуси слегка трепетала на ветерке, задувавшем из сада через приоткрытые сёдзи. Тщетно Уми прислушивалась: не донесёт ли очередное дуновение тихий шёпот родного голоса? Но ветер молчал. И Уми с горечью осознала, что молчание это будет длиться вечно.

Она так крепко стиснула рукава рубахи, что заболели пальцы. До этого момента Уми ни с кем не собиралась делиться тем, что было у неё на сердце. Но стоило ей встретиться с полными сочувствия глазами старого каннуси, как слова вдруг полились сами, словно вода из прорванной плотины:

– Когда я узнала, что все эти годы мать была в плену у ведьмы Тё, то думала увезти её подальше от Ганрю, как только ей станет лучше. Тогда мне казалось важным уберечь её от ведьмы, которая могла затаить злобу и попытаться отомстить за то, что мы ей помешали.

– Достойное решение. И куда ты думала направиться?

– К морю, – честно призналась Уми. – Мне казалось, мать скучает по столице, где прошла её юность. Эта ширма, расписанная волнами, – да даже тот последний сон, в котором она мне явилась, был на морском берегу.

Она не вдавалась в подробности, а Дзиэн не стал допытываться. Лишь с пониманием кивал, внимательно слушая, словно каждое слово Уми могло натолкнуть его на какое-то важное решение.

– Я так надеялась, что ей станет лучше, – Уми с ужасом осознала, что её голос снова предательски задрожал, но остановиться уже не могла. – Верила, что есть ещё время. Что она всё-таки сумеет… оправиться.