Огни Хякки Яко

Ведьма приближалась. Её рукава и подол кимоно были залиты багровыми росчерками, от которых так и разило чьей-то мучительной гибелью. Кровью оказался измазан и бледный лик маски – словно то, что жило в ней, выпило чью-то жизнь покрытыми лаком деревянными, чуть приоткрытыми губами, за которыми виднелись чернёные по старому людскому обычаю зубы.

Если Дзиэна как-то и покоробило это в высшей степени омерзительное зрелище, то он ничем не выдал своих истинных чувств. Со смирением и удивительным для его положения спокойствием он взирал на приближение ведьмы.

– Прочь с дороги, старик, – лениво махнула рукой ведьма, но Дзиэн был готов и развеял её подло насланное заклятие одним движением посоха.

– Ты больше не хранитель Глаза, я чувствую это, – продолжала Тё, надвигаясь на каннуси так же неумолимо, как безжалостная поступь времени. – А потому не представляешь для меня интереса. Уйди с дороги, и я обещаю сохранить тебе жизнь.

– Я не буду с тобой торговаться, дочь мёртвого знания, – в тоне Дзиэна прорезалась неслыханная прежде сила, и от её отголосков по коже О-Кин пробежали мурашки. – Дальше ты не сделаешь ни шагу.

С этими словами Дзиэн стукнул посохом по земле. Ответом ему послужил глухой гул, словно под Ганрю заворочалось какое-то древнее исполинское чудовище.

Он пробуждает её, догадалась О-Кин, и от этого осознания сердце наполнилось знакомым приятным теплом. Каннуси взывал к силе стихии, которая отзывалась на его течение ки.

– О, Цути-я, – одними губами прошептала О-Кин, хранитель домашнего очага, могущественный дух земли. – Услышь нас и помоги, молим тебя!

И земля откликнулась. Она всегда любила своих детей, О-Кин ощущала это всем своим существом. Олицетворение самой жизни, Цути неистово противилась всему, что несло за собой смерть и забвение. Стихия восстала против ведьмы Тё и, вздыбившись, отшвырнула её прочь, словно бумажную куклу.

Но ведьма – или то, что напитывало её силой, – оказалась не так проста. Раскинув руки в стороны, словно огромный бледный мотылёк, она спланировала на пошедшую волной некогда утоптанную главную улицу квартала Фурумати. А когда земля под её ногами разверзлась, желая раз и навсегда поглотить Тё, ведьма, словно предвидев это, вдруг подпрыгнула и опустилась прямо перед каннуси Дзиэном.

Старик так ослаб, что не смог даже поднять руки, чтобы защититься. За миг до того, как О-Кин покинула своё убежище, бросившись на помощь, ведьма отшвырнула его прочь – и Дзиэн упал, проломив одну из балок, на которых стояла деревянная вышка.

От удара та заметно покосилась, но всё же устояла. Но брошенным наверху инструментам повезло меньше. От удара о землю в нескольких местах треснул барабан – и теперь в небо с немым укором зиял его будто бы раскрытый в так и не вырвавшемся крике рот.

О-Кин не успела бросить даже взгляда в сторону каннуси – жив ли? Даже если старик тяжело ранен, сейчас она ему помочь не сможет. Её дело теперь – ведьма Тё.

Самое важное дело, для которого она жизни своей не пожалеет.

Не подозревавшая подвоха ведьма направилась дальше, но О-Кин набросилась на неё со спины, словно дикая кошка. С таким врагом не до благородной битвы, так что никаких угрызений совести ёкай не испытывала.

Напротив, её охватило до дрожи будоражившее возбуждение, которое всегда накатывало во время очередной схватки с недругами. О-Кин не смогла бы описать, с каким удовольствием вцепилась в волосы и шею ведьмы, как рвала и неистовствовала, пока Тё вопила и пыталась стряхнуть её с себя.

Блаженство! Напрасно твердят, что месть не приносит облегчения. Когда своими глазами видишь страдания врага, нанесённые им раны саднят уже не столь сильно…

Наконец О-Кин ослабила хватку и, перескочив через плечо ведьмы, оказалась прямо перед маской, за которой яростно горели ненавистные глаза.

– Ах ты маленькая дрянь! – взвизгнула Тё. И куда только подевался прежний надменный тон, обращённый к каннуси Дзиэну ещё совсем недавно?

О-Кин злорадно ухмыльнулась, утерев рукавом кровь ведьмы со своих губ.

– На вкус ты такая же поганая, как и на вид.

Не тратя больше времени на разговоры, ведьма бросилась на неё. О-Кин это вполне устраивало: она не горела желанием дольше положенного лицезреть мёртвый лик маски. Воспользовавшись преимуществом своего роста и сложения, ёкай пригнулась и ловко вильнула в сторону.

Но Тё всё равно успела зацепить её ударом своих когтей, ставших вдруг нечеловечески длинными. О-Кин тоненько вскрикнула, ухватившись за правое плечо. Рана оказалась глубокой: цветы пиона, украшавшие кимоно, вмиг пропитались кровью.

О-Кин не могла видеть человеческого лица ведьмы, но откуда-то знала: бледная дрянь улыбалась. Плотоядно и кровожадно, наверняка предвкушая, как закусит после бедных ни в чём не повинных горожан одним незадачливым духом.

Но будь О-Кин навеки проклята, если даст ей такую возможность!