Огни Хякки Яко

Каннуси Дзиэн утверждал, что Глаз и впрямь имеет власть над судьбами живых и даже мёртвых. Если бы Дзёя изначально поделился с ними своей задумкой и они успели использовать силу Глаза… Удалось бы вернуть мать?

Ведьма опустила голову. Теперь её когтистые пальцы мягко обхватили руку Уми, в которой девушка по-прежнему держала притихшего духа-фонарика.

– Никто не откажется от искушения воспользоваться силой Глаза Дракона. Если не для себя, то для самого близкого человека, чья судьба сложилась чудовищно несправедливым образом.

Слова эти живой болью отозвались в сердце Уми, что не укрылось от ведьмы. От тихого смешка, долетевшего из-под маски, Уми ощутимо вздрогнула.

– Но не рассчитывай, что я стану с тобой откровенничать. Это моя тайна. Обещание, которое я намереваюсь сдержать, чего бы это ни стоило.

Хватка ведьмы стала крепче, и Уми судорожно втянула носом пропитанный речной влагой воздух. Теперь к нему примешивался ещё один запах, тяжёлый и тревожный.

Запах свежей крови.

От него к горлу подступила тошнота – всё съеденное за поминальным ужином запросилось наружу. Смыть бы этот запах, и ведьму Тё заодно…

Уми постаралась припомнить свои ощущения от призыва стихии воды. Ведь совсем недавно ей удалось спастись от капп и выбраться на берег целой и невредимой. Теперь же ей угрожала уж точно не меньшая опасность, чем быть съеденной двумя голодными ёкаями. Так неужели стихия откажет ей в помощи? Оставит на произвол судьбы, как и Бог Дорог, который так и не пришёл на выручку…

«Пожалуйста, помоги, Симидзу», – молила Уми, надеясь, что терпению ведьмы не настанет конец в ближайшие несколько мгновений. Что Уми успеет дать ей отпор и сохранить Глаз Дракона, раз больше не осталось никого, кто мог бы защитить древнее сокровище.

Но река молчала. А на Уми вдруг навалилась страшная усталость. Всё, что ей довелось пережить за эти казавшиеся бесконечными дни – все горести и потери, все предательства, каждое из которых оставляло на сердце незаживающий рубец, – постепенно тянуло из неё силы, пока они не закончились совсем.

Но она не собиралась сдаваться. Силой ведьму Тё ей не одолеть, это и дураку было ясно. А материнской шпилькой много не навоюешь – слишком коротка она была. Бить ею следовало прицельно, в самое слабое и уязвимое место.

Когда Уми стреляла в ведьму из револьвера, то совершила большую ошибку. Она целилась в разлом на маске, но та, очевидно, оказалась защищена каким-то колдовством, раз ни одна из пуль не смогла оставить на ней ни царапины.

Теперь же стоило опробовать другую тактику.

И, бросив беглый взгляд на ведьму, Уми решилась.

Расценив молчание как приглашение к действию, ведьма Тё потянула фонарик на себя. Но Уми крепко держала его, не разжав ни один из пальцев.

– Отдавай, – процедила колдунья, наклоняясь ближе.

И поступила ровно так, как и рассчитывала Уми!

Не преминув воспользоваться выпавшей возможностью – другой у неё попросту не будет, – девушка выбросила вперёд левую руку с зажатой в ней шпилькой, метя ведьме прямо в глаз. Но Тё в последний момент успела чуть отклониться в сторону – позолоченные ножки шпильки оставили на маске лишь корявые борозды.

А вот самой Уми не удалось так легко отделаться. Один из острых когтей ведьмы настиг её и насквозь пронзил ладонь…

Боль ослепила и вгрызлась в несчастную руку, словно оголодавший бродячий пёс. Из груди Уми исторгся громкий вопль – и тут же оборвался, перейдя в сухой кашель.

Впервые за вечер Бура зашевелился сам. Не успела ведьма протянуть к нему руку, как он резво сиганул в сторону распростёртого на земле Ямады и скрылся за могучей фигурой монаха.

Ведьма Тё шумно выдохнула, не скрывая своей досады, а Уми, прижимая к груди искалеченную кисть, попятилась. Здоровой рукой, всё ещё судорожно стискивавшей шпильку, Уми прикрыла кровоточащую ладонь, словно хотела защитить её от следующего возможного удара ведьмы.

– Видят духи, я не хотела этого, – проговорила ведьма, с трудом оторвав взгляд от того места, где затаился Бура. – Но ты должна раз и навсегда уяснить: когда я что-то требую, никто не смеет…

Окончание фразы замерло у колдуньи на губах, стоило ей увидеть ровное и мучительно яркое свечение, прорезавшее темноту. И исходило оно, как ни удивительно, от шпильки, залитой кровью из раненой кисти.

Прорвавшийся сквозь стиснутые пальцы яркий свет ослепил Уми лишь на миг, а потом она ощутила, как снисходит покой на истерзанную всем пережитым за последнее время душу. Как слабее становится боль в ладони. И как наливается силой левая рука, стараясь удержать увеличившуюся в размерах и ставшую ещё тяжелее шпильку.

Но для ведьмы и её омерзительного омукадэ, отшатнувшихся от чудесного свечения, эти перемены, похоже, пока оставались незамеченными. Дух с гадостным шипением просочился сквозь отверстие в маске и исчез, а Тё прикрыла ладонью глаза, словно столь яркий и чистый свет причинял ей боль.

Но ничто прекрасное не может длиться вечно – вскоре свет померк. И Уми поражённо выдохнула, не в силах отвести глаз от того, что теперь сжимала в левой руке.