Совсем рядом, у правой руки, что-то шевельнулось. Скосив взгляд, он увидел две небольшие тени. Одна принадлежала духу-фонарику, который жался поближе к Горо, будто искал у него защиты, а вторая – принцу Тэцудзи, в чьих расширенных от испуга глазах отражались сполохи таинственного сияния. Но сам принц был цел и невредим.
А ощутив исходившую от ёкая знакомую силу, Горо с облегчением выдохнул. Значит, ведьма Тё ещё не успела завладеть Глазом Дракона…
Мысли растекались, словно струи дождевой воды, бегущие по козырьку крыши, и Горо стоило немалых трудов взять себя в руки и чуть привстать с укатанной дороги, на которую его отшвырнула колдунья. Голова нещадно гудела, всё тело ломило, а из рваной раны на боку, оставшейся от когтей ведьмы, слабой струйкой сочилась кровь.
Вспомнив истошный женский крик, пронизанный болью, Горо встрепенулся. Сознание его окончательно прояснилось, и он с ужасом принялся озираться вокруг. Где же она, где? Взгляд Горо обратился туда, где мерцало прекрасное свечение, от которого на сердце снисходил покой, а раны не так болезненно ныли.
И он увидел её – бледную и перепуганную, но по-прежнему не сломленную, с золотым клинком в дрожащей руке. К мечу белая ведьма отчего-то опасалась приближаться, и от него исходила столь мощная и благостная сила, что Горо до глубины души поразился, как Уми, колдунья с едва раскрывшимися способностями, сумела с ним управиться.
Чёрной тени омукадэ, одержавшей над ним верх, нигде не было видно. Похоже, демона изгнал свет, исходивший от меча. Но вот надолго ли? Пока они с ведьмой сражались, Горо всей кожей ощущал чёрную и страшную жажду омукадэ, так что тот мог вернуться в любой момент. И к этому следовало быть готовым.
Но сама ведьма Тё никуда не делась. Она что-то говорила Уми и неумолимо надвигалась на неё, как сходящая с горных склонов лавина, от которой не убежать и нигде не укрыться.
Горо попытался встать, но ноги не держали, и он упал на колени – ослабевший и почти такой же сломленный, как и посох, от которого остались одни щепки. Внутренний огонь едва слышно трепетал в груди: биение магии больше не отзывалось на отчаянный призыв Горо. Слишком много сил он потратил на борьбу с омукадэ и ведьмой.
Раз колдовать он пока не может, то голыми руками оттолкнёт ведьму прочь и во что бы то ни стало защитит Уми. Она и так держалась из последних сил – чудесный меч дрожал, на кимоно от прижатой к ткани руки расплывалось тёмное пятно…
Ранена! Нужно спешить!
Собрав в кулак всю свою решимость, Горо всё же удалось подняться. Ни Уми, ни ведьма не видели этого – они не отводили друг от друга горящих ненавистью взоров. Безмолвное противостояние, верх в котором должна была одержать только одна из них.
Горо подбирался к ведьме. И когда она оказалась совсем близко, омукадэ снова явил себя. Исходившая от него злая сила заставила Горо невольно отступить на шаг.
Один-единственный шаг, оказавшийся роковым.
Демон набросился на Уми быстрее, чем Горо успел что-то предпринять, а потом ведьма пронзила её своими когтями…
Они с Тё возопили одновременно. Но если в голосе ведьмы слышалась бессильная ярость, то крик Горо полнился чёрным и неизбывным отчаянием.
Он метнул в омукадэ вспышку тёмного пламени – всё, на что хватило иссякнувших сил, – и ослабевший демон зашипел, вновь скрываясь в зиявшем на маске ведьмы разломе. Саму Тё Горо попросту оттолкнул с дороги – и отчего-то она не стала сопротивляться и посылать вслед заклятия.
В тот миг подобные странности его не волновали. Его ничто больше не волновало, кроме той, кого он так и не сумел защитить…
Горо бросился к Уми и едва успел подхватить её у самой земли. Руки дрожали, как никогда в жизни, глаза застилала пелена слёз, но даже она не смогла скрыть от него то, чего он так боялся с самого своего приезда в Ганрю: мертвенную бледность лица; утекавшую из разорванной груди жизнь.
И кровь, всюду кровь…
Мягкие пальцы мазнули по скуле – такие же нежные, как он себе и представлял, – чтобы потом безвольно упасть на землю, словно растоптанные лепестки хризантемы.
Жизнь во взгляде Уми угасла. Как угасло и сияние чудесного меча, который, выпав из ослабевших пальцев, теперь покоился совсем рядом.
На притихшую улочку опустилась ночь, наступившая слишком рано. Уми слепо уставилась в небо, которое ей больше никогда не суждено было увидеть.
– Нет, – Горо упал на колени, прижимая к себе драгоценную ношу. Плечи под красивым лёгким кимоно, на груди которого расцвела кровавая лилия, казались невероятно хрупкими. Кровь эта теперь была и на его одеянии, и на дрожавших руках.
Горо бережно опустил Уми на землю и утёр рукавом кимоно мокрые от слёз щёки. А после, следуя бессознательному порыву, вложил ставший шпилькой чудесный меч в раскрытую ладонь…
Когда первая волна горя схлынула, Горо принялся действовать собранно и чётко, загнав боль на самые задворки сознания. Он знал: рано или поздно она вернётся – как и неизбывная тоска, и с ними придётся разобраться, казня себя за промедление и слабость.