Огню плевать (СИ)

— Дары гостей не запрещены правилами уютного дома, — кротко потупилась Симайна. — Мне было невообразимо приятно, и я щедро отблагодарила своего друга за этот сердечный жест.

Я чуть не хмыкнул. Дружок гаденького Кринго и беспутный уличный шалопай Гладкий оказался не только большим почитателем искусственных самочек, но и настоящим романтиком? Интересно, его отцу стоит об этом узнать?

— Что это был за?..

Но задать вопрос целиком мне, разумеется, не позволили. На височном дисплее «Сачирато» мелькнула тень, и я резко обернулся, выставляя в свето-струнных окулярах предельную четкость.

«Барру» окружила стая из полутора десятков сутулых грязных чу-ха, одетых в ужасающее тряпье. Причем окружили, уже не скрываясь за колоннами и мусорными кучами, а стоя в полный рост и подрагивая от возбуждения и медленно тающего страха.

[1] Мифологическое определение суррогатного сознания.

praeteritum

Пустыня смеется над календарями: мой небрежный счет дням почти потерян. Кажется, с момента спасения странного безволосого выродка, удачно совпавшего с его пленением, проходит чуть меньше двух недель. Сам он все еще не в себе, чтобы поручиться за оценку сроков…

Стиб-Уиирта продолжают кочевать. Идут весь день, вечером разбивая временный лагерь, а на рассвете продолжают бессмысленное путешествие.

Они называют себя чу-ха-хойя и говорят на языке, который я неожиданно понимаю, причем все лучше и лучше. И даже начинаю предполагать, что это мой родной язык, просто забытый, и теперь возвращенный.

В остальном я продолжаю терять последние крупицы того, с чем не способен совладать помутневший разум. Полупроводник, танкер, поэзия, молекула, дворянство, кукуруза, противовоздушная оборона, оптоволокно, пантеон, журналистика, медуза, стволовые клетки, демократия и абстракционизм теряют для меня всякий смысл; становятся мыслительными миражами и с незаметной грацией подменяются новыми образами…

Цепочка бродяг неспешно идет мимо занесенных песками разрушенных построек из старого выщербленного бетона. Мимо гигантских металлических конструкций, врытых в песок дисков и колец, железных каркасов и обломков, знакомых смутно, слишком недостаточно для полноценных воспоминаний о моем прошлом или настоящем.

Такие места стая предусмотрительно обходит стороной. Старухи шепчут, что внутри царит боль, которой управляют мелочные капризные духи, а их лучше не тревожить.

В некоторые руины кочевники все же суются, всякий раз отряжая неизменную троицу бегунов. Разведчики Стиб-Уиирта выглядят поджарыми, быстрыми и крепкими, но их вытянутые морды как одна покрыты крохотными язвами — поцелуями Бансури. Именно эти трое раз за разом исчезают в ведущих под землю тоннелях, провалах и полуобвалившихся шахтах, время от времени возвращаясь с добычей из легкого листового железа, самоцветов или даже драгоценных металлов.

Так тянутся бесконечные, наполненные тягостями переходов дни, и пустыня смеется над календарями.