Огонь Ассургины

Томас выскочил из зала и замер, недоуменно оглядываясь. Он стоял в комнате, освещенной красноватым светом. Напротив него находилась дверь в другую комнату, за которой угадывалась еще целая кавалькада комнат. Освещалась только центральная часть, остальное было погружено в розовые сумерки. Там мелькали тени, доносились сладострастные вздохи. Изредка появлялись приятные люди с хорошими манерами. Они подходили к нему, предлагали изысканные блюда и напитки в золотых сосудах.

Томас улыбался, благодарил. Удовольствие от еды никогда не было для него искушением. Он с детства привык к голоду и жажде. Эти чувства давно перестали мучить его, тем более что увиденное в соседнем зале еще живо стояло перед взором.

Минуя кавалькаду комнат, Томас не мог понять, где он и что происходит вокруг. Это его смущало. Все находилось в каком-то неясном хаотичном движении. Странный запах разгоряченных человеческих тел стоял в воздухе.

Постепенно глаза его привыкли к полусвету, и он смог рассмотреть комнаты, через которые проходил. Они были одинаковые по убранству. В красных разводах потолок опирался на полукруглые пилястры с золочеными капителями. Легкие полупрозрачные ткани свешивались с него и закрывали стоящие вдоль стен диваны. На них сидели, лежали в свободных позах мужчины и женщины, зачастую вместе.

В одной из комнат занавеска была откинута, на Томаса смотрели томные женские глаза. Красивая женщина полулежала на диване в розоватой дымке. Полупрозрачная одежда не столько скрывала, сколько выставляла напоказ ее тело.

Когда Томас очутился рядом с женщиной, она неожиданно схватила его за руку и потянула к себе. Ее чувственные губы громко шептали:

– Прекрасный юноша, знаете ли вы, что такое любовь?

«Любовь? – мелькнуло в голове у Томаса. – Знаю ли я? Конечно, знаю!»

– Это прекрасное, благородное таинство, – произнес юноша, глядя в тронутые поволокой женские глаза, – когда два человека любят друг друга с абсолютной преданностью, а не просто со страстным стремлением к обладанию…

– Глупенький! – сострадательно улыбнулась женщина.

Ее улыбка напомнила ему о Томо.

– Все может быть! – он с силой выдернул руку из цепкой ладони женщины. – В сердцах окружающих вас людей я не вижу любви! Они, как и вы, во власти страсти. Очнитесь!

Зеленые глаза женщины смотрели на Томаса укоризненно.

– Страсть и есть счастье, – с придыханием произнесла она. – Иди ко мне, я дам тебе много любви…

Томас уже не слушал ее, он быстро шагал к очередной двери, уклоняясь от тянувшихся к нему рук, в надежде, что за ней, наконец, окажется долгожданный выход. Запах тел и пота душил юношу, ему не хватало воздуха.

Следующая комната встретила его извивающимися в танце парами. Мужчины и женщины тесно прижимались друг к другу, совершали какие-то странные движения. Томас с изумлением смотрел на них. Решив, что они или пьяные, или безумные, он внимательно осмотрелся и, заметив за плотной красной портьерой дверь в стене, устремился туда.

Когда дверь с тихим звоном закрылась, Томас очутился в знакомом коридоре. Он оглянулся в надежде увидеть дверь, из которой только что вышел, но ее уже не было. Вместо нее белела стена, испещренная золотистым узором. Справа и слева уходила в бесконечность колоннада.

– Куда теперь? – спросил вслух сам себя юноша.

Он посмотрел в одну, другую сторону. Неожиданно Томас заметил мелькнувшую зеленую тень.

– Туда! – решил он, шагнув в выбранном направлении, и провалился в клубившуюся мраком бездну.

Томас падал в беспросветной темноте. Может быть, вовсе и не падал – парил. Разобрать где верх, а где низ не представлялось никакой возможности. Любое направление было равнозначным. Чувства молчали, бодрствовал лишь разум. Он выбрасывал перед внутренним взором юноши обрывки воспоминаний, которые закручивались в вихре со все нарастающей скоростью, пока не взорвались ослепительным светом.

Томас увидел себя в роскошной спальне перед серебряным зеркалом. Служанка одевала его в праздничный наряд – сегодня ему исполнилось шестнадцать лет. Он готовился к торжеству, на котором мать, владычица тольтеков, и отец представят совершеннолетнего сына своим подданным.

С этого дня он ответствен за свои поступки. Теперь он полноправный член царского рода.

Томаса подвели к матери и отцу, сидящим на золотых тронах. Затем на него надели золотые украшения, символизирующие принадлежность к правящей касте. Он встал рядом с матерью. Мимо, кланяясь, медленно двигались ряды придворных.

Томас смотрел на красивый профиль матери. Она чувствовала взгляд и улыбалась ему, хотя лицо ее по-прежнему было направлено на проходящих перед ней людей. Томаса это нисколько не обижало. Он знал огромную силу любви, изливающуюся из ее глаз. Она видела все, ничто не ускользало от ее внимания ни в сыне, ни в окружающих ее людях. Она принимала их такими, какие они есть, – с их недостатками и тщеславием. Она понимала все, ибо она была сама любовь, вместившая свет Солнца и одаривающая им окружающих.

В ушах матери были длинные серебряные подвески в виде цветочных чашечек с камнями нежно-небесного цвета, обвитых змеями.