Огонь и сталь (СИ)

— Как скажешь, детка, — криво ухмыльнулся мужчина. Спина каджитки прижалась к его груди, голова снова легла на его плечо так, что прохладные серьги чуть касались шеи норда. Идиллия, только и всего. Ларасс вытянула ноги и сбросила башмаки, тихо мурлыкала, когда легкий ветерок с робкой нежностью ерошил ее шерсть. Забавно, должно быть, они со стороны смотрятся — беременная каджитка и северянин в камзоле гильдии воров. Вечер — загляденье! Звезды вспыхивали одна за другой, небо на западе горело золотисто-алым, словно тысячи драконов изрыгали пламя, раскаляя небосклон и солнечный диск. Умиротворением дышала природа, вор совсем было разомлел, но внезапно Ларасс вздрогнула. Мужчина развернул ее лицом к себе, обеспокоенно заглядывая в светло-голубые глаза сутай-рат.

— Что случилось, детка? Что такое? Где болит? — не рожай, только не рожай, жизнь не готовила его быть повитухой. Дхан’ларасс же рассмеялась и провела ладонью по его щеке, провела коготками по шрамам. Мужчина ошеломленно заморгал, в синих глазах плескалось изумление.

— Не бойся, до родов минимум месяц, — снисходительно фыркнула она, — просто они опять начали пинаться.

— Они?

— Да уж… хочешь потрогать? — не дожидаясь ответа, каджитка взяла его за руку и приложила к своему выпуклому животу. Несколько секунд котята вели себя смирно, но Бриньольф ощутил слабый толчок, робкий и несмелый, а потом уже более решительный. Будто котенок хотел взять его за руку. На лице норда появилось глуповато-восхищенное выражение.

— И правда толкаются, — прошептал он, чувствуя, как сладко щемит в груди.

========== VIINGGE NAH (Крылья ярости) ==========

«Плачет сердце по родным берегам,

Бьются волны о борт корабля.

Только ветру я и облакам

Признаюсь, что умру без тебя.

И в ночи да под песни морей

Вспоминаю я очи твои,

Будто небо бездонны они,

В мире нет ничего их родней.

Пусть труден мой путь и далек,

И тебе меня любить нелегко,

Но ты верь, дороже всего

Будет нежный мне твой поцелуй».

Голос у Камо’ри неплохой, мягкий хриплый баритон с бархатными нотками, такой обволакивающий. Вот Хельга и таяла. Редко мужчины до ухаживаний додумываются, у них все так просто и примитивно. Только искусством Дибеллы интересуются. А этот каджит… литые мускулы под лоснящейся темно-коричневой шкурой, высок, строен, а как взглянет — у Хельги сердце замирало. Как жаль, что он… а почему нет? Госпожа Дибелла велит дарить радость всем. Женщина кокетливо встряхнула светлыми волосами, когда заметила, что на Камо’ри смотрят как на пирожок с яблоками еще Ингун да Свана. Племянница млела, закатывала глаза, сладко вздыхала. Хельга раздраженно поморщилась. Вот ведь дурища! Мало ей проблем с младшеньким из Черных Вересков, так теперь еще и пират этот. Которого ее тетушка для себя присмотрела. С его шрамами, серьгами, пропахший морем, каджит… опасен. Искушенный, вальяжный, лениво-надменный. Не такой, как местное мужичье. Только вот беда — каждая девка думает, что поет он именно для нее, вон как Ингун облизывается. Она-то купить его может, вместе с хвостом и усами. Поэтому когда девчонка смело шагнула к сутай-рат, северянка понуро побрела в ночлежку. Ничего, как с девчонками неумелыми набалуется, придет к ней. Все они возвращаются.

***

— Мать хочет поговорить с тобой, — заявила юная смугляночка, коварно щурясь. Мила, даже очень, но как от нее воняет нирном, пасленом и прочими алхимическими премудростями. Запах был такой крепкий и острый, что Камо’ри невольно поморщился. Глаза цвета янтаря чуть сузились, но Ингун промолчала. Терпеливо подождала пока каджит уберет лютню и лишь потом лениво поплыла к местной резиденции клана Черный Вереск. Бедрами молодка покачивала так, что каджиту чувствовал себя как при сильной качке. Пара быстрых коротких взглядов через плечо — ураган, шквал, протаскивание под килем. Камо’ри всегда человеческие женщины нравились больше, чем каджитки. Мягкая нежная кожа, отсутствие хвостов и усов… мерки тоже неплохи, но больше всего сутай-рат урчал от северянок. Не всех, конечно. Баба с задницей как корма корабля, шеей толщиной с мачту да сиськами размером с его голову точно уж не для Камо’ри. С этой породистой дворяночкой он не прочь погулять, хотя воровка с волосами цвета серебра интереснее и за ее подпорченную честь не будут мстить разъяренные брат и задавака-мамочка. Каджит фыркнул себе под нос. Да, Векс и сама может накрутить ему хвост.

Дом у Вересков здоровый, почти с его корабль. Дорожка камнем выложена, в окнах призрачно бликует стекло. Каджит мрачно сплюнул сквозь зубы. Буржуи бесхвостые! Его мать с отцом всю жизнь свою в каморке ютились, пятерых котят вырастили, а эти жируют да чванятся. Камо’ри нравятся человеческие бабы. Как бабы. А честь их да совесть — дерьмо левиафанье.

В особняке тепло, даже жарко, воздух оставил на языке сутай-рат легкую сладость. Алик’рские благовония, дорогие. И контрабандные. Камо’ри принюхался, в носу тут же засвербило, и пират, не удержавшись, чихнул. Резковатый аромат… да какой там, от него глаза слезятся! Человечек, с важным видом развалившийся в кресле, презрительно скривил губы.