Огонь и сталь (СИ)

Не дожидаясь прибытия стражников, эльфийка бросилась прочь из «Мороженного фрукта». Орочий топор, хищно мерцая серебристо-зеленым в свете луны, истекал чужой кровью. Тинтур спрыгнула с крыльца и, не зачехляя оружия, побежала. Вслед ей неслись голоса, испуганные, гневные, обвиняющие, и стрелы. Типичная логика караульщиков. Раз бежит — значит, виновата, сначала стреляем, а потом уже разбираемся. Одна из стрел просвистела прямо над ухом девушки, другая задела ее плечо. Каленый наконечник разорвал рукав рубашки, на смуглой коже вспыхнула ярко-алая довольно глубокая царапина. Боли практически не было, что по началу не насторожило Тинтур, но вскоре предплечье, а за ним и вся рука начала неметь. Босмерка глухо зарычала сквозь зубы. Яд паралича! Сиськи Дибеллы, только этого не хватало! Даже если такая маленькая доза достигнет сердца… нет, вряд ли она умрет, но вот счастья босмерке от этого точно не прибавится! Пригнувшись, Белое Крыло нырнула в спасительную тень валунов. Вжимаясь спиной в камень и страшась лишний раз глотнуть воздуха, босмерка принялась выдавливать яд из ранки. Кожа вокруг царапины приобрела неприятный синюшный оттенок, кровь, стекающая тонкими струйками по руке, отличалась темно-багровым, практически черным цветом. Тяжелые шаги стражников прогрохотали мимо, и Тинтур позволила себе тихо застонать. Закусив губу, босмерка неловко припала губами к ране. Неудобно, но что поделать, главное — не проглотить. Эльфийка отсасывала отравленную кровь, вывернув руку, до тех пор, пока кровь не вернула себе карминово-алый цвет, и на место одервенению не пришли слабый зуд и жжение. Белое Крыло сплюнула и вытерла рот рукой, лишь сильнее размазав кровь по щекам.

***

— Цицерон… ты чувствуешь?

— Это не Цицерон! — с чрезмерной поспешностью выпалил шут. — Нет, нет, это не Цицерон, это… это Тенегрив! Да, это все мерзкая скотина, которая ест морковки бедного Дурака Червей и совсем-совсем не делится!

Конь негодующе фыркнул и мотнул головой, встряхивая густой гривой. Деметра дернула поводья, призывая животное к порядку.

— Обливион на твою голову, я не об этом! — проворчала вампиресса. Серые глаза в ночном полумраке мерцали мягким серебристым светом, снежно-белая кожа будто бы обладала внутренним сиянием, не свойственным простому человеку. Пользуясь тем, что владычица Азура сейчас увенчала небеса луной, Довакин позволила себе снять маску драконьего жреца Морокеи. Женщина с наслаждением вздохнула чистый воздух, наполненный ароматом лаванды и горноцвета, легкий ветерок нежно перебирал ее волосы, играя с золотистыми прядями. На горизонте уже показались крыши Рорикстеда, когда Драконорожденная уловила тонкую нотку крови среди равнинных ароматов.

— Слышащая… что-то унюхала? Где-то пекут сладкий рулет? — паяц возбужденно запрыгал на одной ножке. — В безумии счастье, и шут веселится… — громкое бурчание его живота оборвало песенку. Цицерон смущенно опустил голову, задумчиво ковыряя землю носком сапога. — Цицерон голодный… хочет рулет… или морковку! — мужчина злобно покосился на невозмутимого Тенегрива. Жеребец высокомерно покосился на имперца пылающим алым глазом и небрежно хлестнул его хвостом по лицу. Колпак шута, печально тренькнув бубенцами, сбился на бок, рыжие волосы выбились из-под головного убора и упали на лицо Хранителя. Мужчина мрачно тряхнул головой, отплевываясь и фыркая.

— Нужно заточить кинжал… что бы сверкал, лучился… и резал, резал, резал наглых кляч!

— Довольно! — грубо бросила бретонка, спешиваясь. Запах… он… он знаком ей. Определенно, магичка уже где-то слышала его, — ты меня отвлекаешь своей болтовней! Отведи Тенегрива в деревню и накорми. Заодно сам поешь. А мне надо… осмотреться.

— О, Слышащей надо в кустики! — захихикал шут, беря жеребца под уздцы. Деметра хищно прищурилась. — Ой, прости, прости, Слышащая, ты же вампир… а вампирам в кустики не нужно, вампирам нужны гробики… а у Матушки есть гроб… милая-милая Мамочка, девочка-бабушка…