Огонь под пеплом

То ли усталость после дурно проведенной ночи дала о себе знать, то ли у Саши просто кончились силы сдерживаться, но слова полились сами собой: в Копенгагене он узнал о том, что Франция присоединила к себе Гамбург, Бремен и Любек, в стране объявлен рекрутский набор — как это понимать? Ведь при его отъезде его величество прямо сказал, что рекрутского набора не будет! Наполеон стал уверять, что в самом деле не хотел набирать рекрутов, но его генералы в Испании потеряли много людей, нужно было пополнить убыль… Ах, если бы император Александр согласился тогда в Тильзите поделить мир между ними обоими, война бы давно уже кончилась! Кстати, английский король тяжко болен — говорят, даже при смерти. Он всегда питал к Франции непримиримую ненависть, мешавшую миру; возможно, после его кончины с англичанами удастся сблизиться… Чернышев краем уха слышал о том, что одряхлевший и почти ослепший Георг III, которому перевалило за семьдесят, вновь впал в безумие, потеряв недавно любимую дочь — она умерла ровно в полночь, в день рождения своего брата Эдварда, второго ноября. Теперь король то плакал, повторяя: "О Эмили, зачем ты не спасла своего отца? Я ненавижу врачей", то, напротив, уверял всех, что принцесса Амелия здорова и живет в Ганновере со своей семьей, она никогда не состарится и всегда будет весела… Ходят слухи о том, что принц Уэльский станет регентом при своем отце, однако премьер-министру Персевалю это не по душе; стоит докторам сообщить о малейшем улучшении в состоянии здоровья короля, как заседание парламента по вопросу о регентстве отменяется. Английский король — тоже раб конституции; любит он Бонапарта или ненавидит, не так уж важно, главное — как к нему настроено высшее общество. Чернышев видел в Петербурге английские карикатуры на "Бони", довольно грубо высмеивающие его неудачи в Испании и в постели с Марией-Луизой. Последнее, как он уже знал, было совершенно неверно, но общественному мнению факты не нужны: предубеждение подминает под себя действительность, а не наоборот.

Наполеон тем временем перешел к войне с турками: теперь он очень хвалил графа Каменского и лестно отзывался о генерал-адъютанте Уварове. Решив, что задобрил этим Чернышева, он пустился в расспросы о Коленкуре: как его принимают в Петербурге, за кем он волочится, великолепны ли его балы? Саша в самом деле не знал, что ему ответить: он слишком мало пробыл в столице, и любовные дела французского посланника занимали его меньше всего. Бонапарт поздравил его с чином полковника, наговорил кучу комплиментов и отпустил.

В Париже Рождество не праздновали так, как в Петербурге и Москве, — с народными гуляньями и уж тем более катанием с ледяных гор. На улицах не пахло хвоей, навстречу не попадались радостные румяные лица — всё больше осунувшиеся, вытянутые, озабоченные. В первое воскресенье декабря во Франции отмечали годовщину коронации императора и победы при Аустерлице, первого января — обменивались новогодними подарками, и сейчас мысли генералов, министров, чиновников, с которыми беседовал Чернышев, были заняты лишь одним: какой "подарок" приготовит им Наполеон? "Когда же всё это кончится?" — слышал Саша не раз и не два. Испания — просто бездонная бочка: войска и золото там исчезают без следа, приходится выкручиваться, чтобы не прогневить императора, да и самим ведь надо как-то жить, а деньги скоро закончатся… Чернышев совсем не разбирался в финансах, но один банкир, с которым он разговорился в гостиной у Куракина, объяснил ему на пальцах, почему Францию ждет скорый крах, если ничего не предпринять.