Ограбление в «Шотландском соколе»

– Да. Но у меня два магнитофона. В каждом плёнки хватает примерно на шесть часов. Я их через эти промежутки и меняю. Беру тот, что с последней записью, и несу к себе в купе. Там у меня есть тетрадь, в которую я исправно заношу время и место сделанной записи. Если хочешь, пойдём ко мне, и я тебе всё покажу.

И они пошли в купе Эрнста. Хол заметил, что, несмотря на свои годы, бывший старший проводник весьма уверенно держится на ногах. Походка морского волка, вспомнил он.

– А вы не помните, чтобы магнитофон записывал какие-то разговоры внутри вагона-столовой? Случайно, я имею в виду, – спросил у старика Хол. Ему не терпелось поскорее во всём разобраться.

– Ну, если в вагоне кто-то слишком громко разговаривал, – слегка повернул голову Эрнст и снова продолжил путь по коридорам. – А так микрофон был настроен записывать звуки только снаружи.

– Есть на плёнке голос мистера Пикля?

– Этого-то да. Этот порой говорил так громко, что заглушал даже гудок паровоза. Всё хвастался своей компанией «Грейлакс». Говорил, что ищет инвесторов, и предлагал вкладывать в неё деньги. Мол, это очень выгодно. А я тебе скажу… – Эрнст вдруг остановился и прошептал Холу на ухо: – Он сам вдруг проговорился, сначала барону, потом леди Лэнсбери, что его компания уже который год имеет одни убытки. Я слушал запись, и мне было, право, смешно.

– А мне казалось, что мистер Пикль очень богат. Он же миллионер.

– Ты знаешь, сынок, миллионеры тоже разоряются. Да.

Они вошли в купе. Эрнст слегка запыхался и сразу опустился на диван, немного передохнуть. Окинул взглядом обстановку:

– Мне здесь как-то непривычно. Я же привык к своему служебному купе. Оно, конечно, попроще, но там всё своё, родное. Сколько лет! Сколько лет!

– Знаете, вот что я хотел узнать. Нет ли на вашем магнитофоне какой-нибудь записи, которая помогла бы снять подозрения с Ленни и её отца, мистера Сингха?

– Трудно сказать, но у меня есть тетрадь, вон лежит на столе, в которую я всё записываю. Можешь взять её, почитать. Записи тоже можешь слушать, хотя сам понимаешь, сколько это займёт времени, если их слушать с начала и до конца.

Хол взял со стола маленькую чёрную тетрадь. Страницы в ней были разлинованы на четыре колонки.

– А вы слышали, как что-нибудь говорили леди Лэнсбери и её секретарь?

– Да, голос леди Лэнсбери был хорошо слышен. Даже в двух местах, а вот что говорил секретарь, было даже не разобрать. Что-то мямлил. Удивляюсь, как дама столь высокого положения может так ругаться. Какими только словами она не обзывала этих своих собак!

– Спасибо, мистер Уайт, – сказал Хол, забирая тетрадь и магнитофон. – Возможно, вы нам очень поможете.

– Я сделаю всё, чтобы помочь Моханджиту. Он очень порядочный человек, которого только зря оклеветали. А тетрадь и плёнки ты мне потом верни. Всё это мне будет ещё нужно.

– Конечно. Не сомневайтесь. С ними ничего не случится. А вы не знаете, где сейчас Айзек? – спросил Хол уже от дверей.

– Наверное, у себя. Я видел, как он возвращался, чтобы перезарядить фотоаппарат.

Хол вышел и тут же остановился. Его привлёк в коридоре какой-то странный звук. Как будто скулила собака. Звук доносился из туалета в конце вагона. Значит, там не собака, а человек, женщина. Хол хотел постучать, но не решился. В таких делах часто лучшая помощь – это незаметно удалиться.

Купе Айзека было открыто. Фотограф радостно улыбнулся Холу:

– А, Харрисон, входи, входи! Ты-то как раз мне и нужен.

По всему купе были разбросаны фотографии. На одной из них Хол заметил себя. Но там было и много старых снимков, пачку которых Айзек только что поднял с пола.

– Прости за бардак, – сказал Айзек, – но твой дядя попросил меня подобрать какие-нибудь архивные фото нашего поезда. Ему они нужны для статьи. Вот я подобрал. Отнеси ему, хорошо? Верхнюю, кстати, дарю лично тебе. На память. На ней много твоих знакомых.

Хол взял пачку и посмотрел на самую верхнюю фотографию. На ней была изображена группа людей, которая стояла перед поездом на станции Баллатер.

– Это я снимал в канун Рождества лет двадцать тому назад, – пояснил Айзек, увидев заинтересованность Хола. – Вот справа, видишь, стоит Эрнст Уайт…

Хол сразу узнал Уайта. На нём была точно такая же железнодорожная форма, как сейчас на Гордоне Гулде. Рядом с ним стояла какая-то женщина, лицо которой Холу показалось почему-то знакомым. Да, точно! Это Глэдис, экономка из замка Балморал, только молодая. В середине, рядом с королевой-матерью, стоял мальчик в тёмном костюме…

– Господи, да это же принц! – чуть не в голос воскликнул Хол. – И на нём этот самый пиджак с неудобным воротником, который мне тоже натирал шею.

– Надо же, какой вредный пиджак, – рассмеялся Айзек. – Двадцать лет прошло, а он нисколько не изменился.

– А это леди Лэнсбери?

– Да, а это её муж, граф Арундельский, – показал пальцем Айзек. – А это их дети, Беатрис и Терренс. Жалко их.

– Почему?

– Когда отец умер, семья попросту распалась.

– А что случилось?