И все же здесь жили люди: мерактропы
— самая таинственная загадка и самая страшная сила, противостоящая колонизаторам. Некоторое время никто о них и не подозревал: не вернувшихся на корабль считали погибшими в схватке с безмозглым хищником или заживо съеденным мышами-вампирами. В основном, конечно, так и было. Лишь некоторые, вынырнувшие из зеленого ада, утверждали, что наблюдали диких голых людей, следующих за ними по пятам и бесследно растворяющихся в прорве зелени, когда к ним пытались приблизиться, но конкистадорам либо не верили, считая все это галлюцинацией или побасенками, либо просто не принимали всерьез, потому что главное в их рассказах были рощи мекра и открытые залежи угля, а поэтому столкновение с мерактропами оставалось второстепенным фактом. И только постепенно все поняли, что людям противостоит какая-то титаническая непонятная сила, равная, а может быть, превосходящая человеческую, и что все жертвы нельзя считать простой случайностью. Но лишь гораздо позже пришло осознание, что эта апокалипсическая сила — местное население. Сколько их всего на материке, не знают и поныне. Составляют ли они единую общину, живут ли отдельными племенами, или же, вообще, как отшельники, лишь иногда сходящиеся вместе, — неизвестно. Остается открытым и вопрос, как сами мерактропы сосуществуют с этой опасной природой. Наверняка выяснено лишь то, что туземцы убивают колонистов и уничтожают любые плоды человеческой культуры, будь то одежда жертв или потерпевший аварию вертолет. С людьми джунглей пытались бороться, но обычные методы истребления аборигенов не годились, к тому же после таких попыток противодействие человеку резко возрастало. Терпели провал тактика и стратегия, когда после многосуточной непрекращающейся стрельбы почти в упор по мелькающим в зарослях обнаженным телам солдаты выползали из баррикад пустых ящиков от боеприпасов и расширенными от ужаса, воспаленными от бессонницы глазами не видели на салатном ковре ни одного поверженного врага, а лишь лишившиеся коры вековые деревья. Какой-то умник полтораста циклов назад предложил невероятно дорогой проект минирования материка: при этом двадцать пять миллиардов противопехотных мин должны были разместиться в несколько сплошных поясов, повторяя рельеф берега на расстоянии сорока километров, в результате чего осчастливленное человечество могло бы свободно пользоваться хотя бы береговыми богатствами Мерактропии. Но проект, разумеется, отвергли, и несистематическое освоение продолжалось. Затем мекра-лихорадкаутихла, во всяком случае, патрульные дирижабли не давали оперативного простора отдельным старателям, и на некоторое время зеленое море оставили в покое. Но когда Геабекс Лоук обнаружил вблизи Гибельного озера урановую аномалию, сюда снова устремились тяжелые транспортные самолеты брашей, дрексов, эйрарбакови утлые суденышки мелких королевств и республик, рвущихся к ядерной автономии. Но браши первыми добились значительных результатов, и это послужило побочной причиной Второй Десятицикловой войны. Кончилось все Аберанским миром, и за брашами так и остались урановые рудники Гибельного озера, а основная территория материка официально и поныне является зеленым пятном планеты — нейтральной зоной. Но практически весь континент причислен к колониям Республики, и, следовательно, механизированная группа эйрарбаков двигалась сейчас по вражеской территории.Браст резко нажал на тормоз: впереди, перед застывшей машиной, мелькнула и отскочила в сторону человеческая фигура. У него даже кольнуло где-то в позвоночнике от неожиданности. «Мастодонт», ползущий впереди, тоже замер. Кто-то забарабанил в левый боковой люк, и Браст потянул за ручку: в отсек просунулась чья-то темная физиономия.
— Браст, Пекс, глушите мотор. — Посыльный перевел дыхание. — Максимальное охлаждение. — Теперь Браст узнал его, Это был Бикс — адъютант Варкиройта.
—А что стряслось? — еще не совсем проснувшись, спросил Пексман.
—Где-то поблизости ошивается аэростат брашей, — объяснил Бикс. — «Лавочка» Вербека перехватила их радиопередачу на базу. Ну, бывайте. — Он отодвинулся.
В перископе заднего вида Браст видел, как адъютант, спотыкаясь, бежал к следующей машине. Зачем было посылать человека, когда все можно сообщить по закрытой связи, Браст не знал. Наверное, чтобы без дела не засиживался. Как вырвалось однажды у полковника Варкиройта в присутствии Браста: «Когда я вижу солдата Империи без лопаты — я зверею». Пексман потянулся и выругался, а Браст включил охлаждение и отсек «питание» всем остальным приборам. «Теперь можно полчасика вздремнуть, — подумал он, — все равно никто не двинется с места, пока не будет стопроцентной уверенности, что их не обнаружат».
—Браст, — произнес Пексман и высморкался, словно специально для этого позвал его, — как ты считаешь, это тот же аэростат или другой? — спросил он, конечно, тоном, который не требовал ответа, так, от нечего делать. — Мне уже начинает казаться, что это шарики на праздничной пальме, а тебе?