Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Тяжко
идет
броненосец
в рейс.
Все дальше земля —
старый кабак…
На мостике
капитан.
На губах
тринадцать чертей…
У глаз его —
цейс.

В раздумье

морщится
хмурый лоб…
На траверзе
солнце
и синий чад.
Жерла орудий,
как жабы, глядят —
каждое в небо
вздымает зоб.

Жмурки безбрежья…

Клокочет даль.
По палубе —
дождика
теплый крап…
Звенят якоря.
На бакборте трап
тихо
и холодно
скрежещет о сталь…

Во мгле — океан

умолк и обмяк…
Внезапно — приказ:
— Повернуть!
— Вест! —
На траверзе
мачта
воздела крест,
на мачте
виснет
кровавый флаг…

Остер,

как кортик,
курса пунктир…
И рвет
смешок на губах
лейтенант.
На том корабле,
на остатках вант,
развешаны трупы…
— Как холодно!..
— Бррр!..

Все ближе

корабль…
Все страшнее…
И смрад
уже броненосцу
наперерез
несет
налетевший
легонький бриз…
— Повернуть!..
— Назад!..

Ушли далеко…

А по спинам —
мороз…
Как только
на палубу
сумрак
упал,
на баке
товарищу
рассказал
о «Летучем голландце»
рябой матрос…

На волны

дышал
ветра шалого мех…
Схватившись
за черный, холодный борт,
стоял капитан,
вдруг — рванулся, как черт,
и в спазмах
сквозь зубы
выцедил смех:

— «Летучий голландец»?!

— Ха-ха-ха!
— Ведь то — коммунаров
расстрелянный бриг!..—
Но тут пошатнулся…
И хохот —
вмиг
назад затолкал
в свои потроха…

В раздумье

морщится
хмурый лоб…

На траверзе

злато
и синий чад.
Орудия жабами
в небо глядят —
вздымает
каждое
скользкий зоб.
Жмурки безбрежья…
Клокочет даль.
По палубе —
дождика
легкий крап…
Звенят якоря.
На бакборте трап
холодно,
жутко
скрежещет о сталь.

БАЛЛАДА СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ УЛЫБКИ

Меж сердцем
и разумом
снова разлад:
я грустный итог подвожу…
Над пульсом,
над ритмом
английских баллад
в потемках вечерних
дрожу.

Хмельной мотылек

залетает в окно,
и в жилах моих — не кровь, а вино.

Я милой, чьи губы — как маковый цвет,

в стихах сочиняю привет:

           О, что мне поделать?

           Ты знаешь сама,
           что ночь сантиментов — нема!
           И чувство мое —
           заколдованный круг…
           А к лирике звездной — я глух!

Только к тебе

я любовью
томим!
Нет в мире
подобных фей!
Можно было б
коробки сластей
украшать
портретом твоим!

Губы твои,

Очи твои —
гнетущая красота!
Они — не мои,
они — ничьи…
они — миражи… мечта!

И все безнадежнее,

все слышней
секунд
безжалостный бой…
Что ж,
мучай меня!
И в кровь мою влей
полыни
терпкий настой!

Попробую стать безразличным —

и
умолкнут
губы мои…
Но так безрассудна и молода
крови моей
маета!

           Вот завтра всю горечь

           с души я сотру,
           и ветер ее унесет…
           Не стану стихи продолжать поутру,
           а просто забуду
           все…

Но милой, чьи губы — как маковый цвет,

уже сочинил я привет…
Хмельной мотылек тихо канул в окно —
в саду затерялся давно…

…Вот только у разума

с сердцем —
разлад:
печальный итог подвожу.
Над пульсом,
над ритмом
английских баллад
в тревоге
неровно дышу.