Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

На вереницу хаток над рекою
ложится тень, как матери рука,
все предается неге и покою.

С левад несется дробный звук звонка

коров, что поворачивают к дому,
и нежный голос дудки пастушка.

Степной зефир свевает с плеч истому

и бронзовые лица холодит,
в скирдах ерошит старую солому.

В тиши журавль колодезный скрипит.

Пыль улеглась. В прорехе звездной шубы
зарница всеми красками горит.

То здесь, то там пускают в небо трубы

змеистых серпантинов сизый дым…
Готовятся к ночлегу трудолюбы.

Меж сумраком и тьмой неуловим

летучий миг. Стучат в клетях засовы,
под окнами бормочут мальвы: «Спим!..»

Лишь за селом, в густой листве дубровы,

влюбленным соловей тревожит грудь.
Янтарные глаза таращат совы.

Таинственно мерцает Млечный Путь,

сребристым молоком залив просторы,—
господствует над всем краса и жуть.

Темнеют крепостной стеною горы,

а с гор тропинка скачет, как ручей,
плетя замысловатые узоры.

Она бежит, чем дальше, тем быстрей,

сквозь черный бор и трепетные нивы,
как будто кто-то гонится за ней.

Торопится, нема, нетерпелива,

лишь иногда через нее промчит,
как призрак ночи, заяц боязливый.

Лишь изредка неясыть прокричит,

встряхнет крылами и утихнет снова.
Ночь приложила перст к устам и спит.

Сияет в небе месяца подкова.

Не слышен над недвижною водой
ни шорох трав, ни шелест камышовый.

Излучина реки покрыта мглой

туманною, что вся дрожит, струится,
как в танце стан русалки молодой.

Сама себе во сне долина снится…

1926

БОЛЬ

Сидели в синем сумраке соседи,
вкушая по крупинке шуток соль…
И вдруг в житейской дружеской беседе
негромко прозвучало слово «боль».

Как зеркало воды пушинка рушит,

уроненная птицей в озерцо,—
встревожило покой, смутило души
то брошенное походя словцо.

Унесся кто-то в прошлое: он — мальчик,

стоит перед кустом цветущих роз,
до крови у него ужален пальчик,
глаза полны невыплаканных слез…

А кто-то в золотой осенней вьюге

рыдал, с листвою падал на погост,
вбирал в себя симфонии и фуги,
грудь обхватив руками вперехлест.

Срывались миги — жемчуг с ожерелья…

Весна шептала: «Радуйся, мечтай!..
Отступит грусть, придет черед веселья,
всем завладеет яблоневый май».

И шепот плыл так нежно, так шелково,

касаясь гулко бьющихся сердец…
И лишь один, услышав это слово,
стал бледен, как мертвец.

1926

«ГЕЙЗЕРЫ НА ТРОТУАРАХ» (Из цикла)

I