Брук мычит, со всех сил ударив себя по макушке кулаком. И готовится нанести второй удар, наплевав на моментальное образование темноты в глазах. Норам вскакивает, перехватив обе её руки, а девушка принимается громко стонать от боли, топая ногами, как ребенок, которому не позволяют съесть лишнюю конфетку. Парень одной ладонью удерживает пальцы обеих её рук, а второй щупает голову Реин, находя странные впадинки.
За красивой маской скрывается столько душевных дыр. Всё-таки, Брук, внешность не главное, но ты слишком озабочена сохранением своей наружной красоты, чтобы понять, насколько больна внутри.
Норам не может долго наблюдать за её тщетными попытками вырвать руки. Он отпускает их, схватив девушку за лицо, чтобы заставить отвлечься на себя. Реин от бессилия опускает руки, продолжив издавать смесь мычания, рычания и стонов. Парень сглатывает, нервно вытирая её слезы, и морщится, сводя брови к переносице:
— Я хочу помочь тебе. Но ты сама не позволяешь, — Брук разжимает мокрые веки, уставившись на него с прищуром. — Если бы ты попросила, я бы остался, но ты…
Девушка привстает на цыпочки, грубой хваткой ладоней сдержав голову парня на месте. Тяжелым поцелуем касается его губ, а он не отстраняется, с хмуростью и без ответа выдерживая горькость. Брук чуть опускает голову, пальцами крепче схватившись за его шею, и пытается выше приподняться на носках, чтобы дотянуться до его губ. Норам скованно приоткрывает их, позволяя девушке углубить поцелуй, но по-прежнему не отвечает, вместо пылкого желания ощущая только сдавливающую глотку тревогу.
Брук больна.
Океан + Деградация = Брук Реин
Океан + Деградация = Норам Реин
Океан + Деградация = Дэниел Браун
Океан + Деградация = Томас Нордвуд
Океан + Деградация = Рубби Эркиз
Океан + Деградация = Ричард Эркиз
Океан + Деградация = Роббин О’Брайен
Океан + Деградация = Дилан О’Брайен
Океан + Деградация = Тея Оушин
Океан + Деградация = любой из нас
========== Глава 36 ==========
Зависимость
Слепит в глаза. Холодный свет со стороны окна касается моего лица, пробуждая ото сна гораздо раньше необходимого для здоровья времени. Я томно вздыхаю, пытаясь пошевелить затекшими руками и ногами. Всё тело полно тяжести. Неприятным хрустом в костях сопровождаются потягивания конечностями. Под таким тяжелым одеялом с трудом удается ерзать. Чувствую себя какой-то гусеницей, почему-то пытающейся наоборот выпутаться из кокона. Тянусь, кряхчу, морщусь и старательно ворочаюсь, забыв о соседе по кровати, который ответно пыхтит, не скрывая своего традиционного утреннего ворчания. Раскидываю руки над головой, уставившись в светлый потолок. Дилан кутается в одеяло, с головой прячется от солнечного света, что становится неожиданностью этого утра. После таких бурь, что обрушилась вчера, видеть столь ясное небо удивительно.
Еле приседаю, подогнув ноги, и тру веки, устремив взгляд в сторону окна, чтобы еще раз убедиться в том, что мне не кажется. Но день и правда светлый. Только, учитывая мороз, стоящий в комнате, смею предположить, что на улице хоть и солнечно, но погода минусовая. Зима, всё-таки.
Опускаю вялые руки, взглянув на вылезающие из-под одеяла волосы О’Брайена. Так. Сколько времени? Сегодня не тот день, когда ему разрешено валяться до двух дня. Каникулы совсем его расслабляют. Начинаю озираться в поисках своего телефона. Надеюсь, он не проспал будильник.
Как по команде тишину нарушает громкая вибрация. Сидя на матрасе, ощущаю её кожей, представляю, каково парню, который держит телефон под подушкой. Теперь понятно, чего он каждое утро такой мрачный. Такой будильник любого в гнев вгонит.
Дилан ворчливо стонет, ищет под подушкой мобильный, не выгребая лица из-под одеяла, а когда находит, просто отключает, отбросив куда-то в ноги. И спокойно вздыхает, продолжив прятаться от мира, будто это поможет ему избежать ярости их тренера. Сегодня у них матч. А перед матчем разогревающая тренировка, на которую ему лучше явиться. Хотя, судя по обездвиженности, парень пренебрегает необходимостью встать пораньше.
Сажусь ближе, пальцами заиграв с кончиками его волос:
— Во сколько тебе надо в школу?
Дилан пыхтит. Чувствую себя мамочкой, которая пытается разбудить сынка-сову. Парень как-то тяжело дышит, всё-таки выбираясь головой из-под одеяла, на его щеках отметины от контакта с подушкой. Крепко спал. Морщится, отвернувшись от окна, и пытается зарыться носом в наволочку:
— К двум.
Улыбаюсь, костлявыми пальцами скользнув по его рисунку на коже лица:
— Не выглядишь воодушевленным, — он не разжимает век, предпочитая подольше оставаться в темноте. На мои слова не дает открытой реакции. Лицо утаивает под ладонями, хрипло выдохнув в них. Я пытаюсь пригладить бардак на его голове и не могу отказать себе в удовольствии коснуться крупных родинок на его щеках. Такой милый. Когда сонный. Только больно хмурый и молчаливый. Обычно этому болтуну рот не заткнуть.
Дилан раскидывает руки, устремив внимание в потолок, и по-прежнему хранит тяжелое молчание, вынудив меня нахмурить брови: