Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

Злоумышленники часто приводят суда в Мирагоан, чтобы придать им новое обличье. Глубоководный порт, удаленный от оживленных мест и практически не контролируемый центральными властями, идеально подходит для больших судов. Быстро замаскировать украденное судно и оформить новые документы здесь можно менее чем за два дня – убрать все названия, удалить с двигателя паспортную табличку, срезать с бортов металлические буквы, составляющие имя корабля. Пока мы шли по узким бульварам Мирагоана, забитым мотоциклами и окаймленным киосками, в которых продавались griyo (жареная свинина) и lambi an sds kreyol (моллюски в креольском соусе), Хардбергер разъяснял мне простую математику перерождения судна в новом обличье: «Потребуются примерно $300, четыре сварщика и факс, – сказал он. – Но главное – $300».

Со взяточничеством во многих развивающихся странах можно столкнуться на каждом шагу, но наиболее распространено оно в портах. Капитаны портов обладают почти непререкаемой властью. Инспекторы могут задержать судно по какой угодно причине – состояние корпуса, размер спальных помещений или недостаточно разборчивые, по их мнению, записи в судовом журнале. В бедных странах продолжительная задержка судна – это простой способ стимуляции местной экономики. Даже если сам инспектор не имеет прямой выгоды от задержки, в выигрыше окажутся его родственники и друзья, которые будут поставлять на застрявшее в порту судно топливо, еду, выпивку и осуществлять ремонт.

Некоторые порты особенно известны размахом взяточничества. Панамский канал, где предпочитают правила черного рынка, часто называют «каналом Мальборо»[244]. Одна из наихудших репутаций у порта Лагос в Нигерии, возможно, по той причине, что судну там не разрешат разгружаться, пока не будут собраны подписи 130 с лишним инспекторов. Все участники коммерческих перевозок страдают от взяток, но никто не хочет публично бороться с этой проблемой, потому что практически каждый в той или иной степени замешан в нарушении законов[245].

Мирагоан – один из крупнейших портов Карибского бассейна по завозу подержанной одежды и прочего секонд-хенда. Город также популярен среди похитителей судов и контрабандистов, переправляющих наркотики в Майами. Оказавшись в порту, мы окунулись в суетливый мир возле судов, под завязку нагруженных бывшими в употреблении матрасами, стоптанной обувью, выброшенными велосипедами и старыми автомобилями. Все здесь превышало мой порог чувствительности – было громче, горячее, многолюднее, красочнее, пахло сильнее и казалось непостижимым и совершенно чуждым… Один из тех редких моментов, когда было даже немного стыдно за счастье, что у меня была работа, причем не рядовая.

Вскоре к Хардбергеру присоединился его давний местный помощник Оге Кадет, с которым он связался перед поездкой в Мирагоан. Мы втроем сели в деревянную весельную шлюпку и отплыли, чтобы осмотреть участок берега за мысом. У Хардбергера и Кадета был план построить новый частный док, и они хотели присмотреть потенциальную недвижимость. Они собирались заняться разборкой старых судов. «Лучше всего в этом деле, – ответил Хардбергер на мой вопрос, чем его так привлекает демонтаж, – что у металлолома нет серийных номеров».

Мерно погружая весла в лазурную воду, Кадет вез нас с Хардбергером от полосы прибоя к шести ржавым грузовым судам, стоявшим на якоре неподалеку от берега. Из шлюпки компаньоны, прикидываясь потенциальными покупателями, задавали вопросы морякам. С двух судов им ответили, что их задержали местные чиновники. Одно ремонтировалось после подозрительного пожара. Экипаж прямо заявил, что, по их мнению, это был поджог ради получения страховки. Со следующего судна нам, опять с поразительной откровенностью, сообщили, что их задержала местная полиция по подозрению в контрабанде наркотиков.

Перегнувшись через борт шлюпки, я увидел несколько затонувших кораблей под нами. Словно призраки, мы скользили над этими железными трупами, всего несколько футов отделяли дно нашей лодки от их надстроек. Один остов я в шутку назвал упущенной возможностью, ведь никто его в ближайшее время не разрежет и не продаст. На что Оге Кадет ответил, что, если пароход потонул, это еще не значит, что его не могли перед этим украсть и очистить. В конце концов именно этим и зарабатывают на жизнь морские мусорщики», – сказал он.

Я не мог не признать его правоты. О морских мусорщиках я узнал, побывав в Индонезии. Там этим нелегальным промыслом занимаются в основном представители этнической группы мадурцев. Они умело очищают затонувшие корабли от ценных металлов. На деревянных лодках, нагруженных ломами, молотами, топориками и дизельным воздушным компрессором, к которому приделана трубка наподобие садового шланга – для дыхания, – они отходят на пару миль от берега и там, погружаясь порой на 15 метров и глубже, вручную вырубают огромные куски металла и цепляют к тросам[246]. В хорошие времена за куски обшивки и детали судна приличного размера, даже ржавые и обросшие ракушками, можно было выручить $1 млн[247].