Океан. Выпуск шестой

По ночам в океане отражается небо северного полусвода. В окружении созвездий Девы, Гончих Псов и Волос Вероники лежат четыре крупные звезды. Если мысленно соединить их прямыми линиями, то получится нечто вроде серебряной серьги. Это созвездие Волопас. Изящной комбинацией ночных светил древние греки увековечили обычную профессию пастуха. Наши же современники, корабелы, в свою очередь назвали именем созвездия новый траулер. Слово «Волопас» выведено краской на его высоких бортах, спасательных кругах, даже на вымпеле, который узкой полоской вьется на кончике фокмачты.

Постепенно созвездие Волопас бледнеет, сжимается, делается неразличимей, а над форштевнем все шире распахивается южное небо. Оно совсем другое. И другие звезды — крупные, густые — поднимаются над горизонтом.

ЭКВАТОРИАЛЬНЫЕ СЮРПРИЗЫ

Мы в большом плавании. С океаном один на один. Кроме нас — никого. Небо сходится с водой. Мы тонем в голубом пространстве. Расстояния здесь столь великие, что даже мили не производят впечатления. Счет в океане ведется на градусы. Второй штурман так и говорит:

— Подошли к восьмой параллели, завтра пересечем третью, а там и до экватора рукой подать.

Поверхность океана на экваторе отполирована. Лишь время от времени стеклянную плоскость взламывает плавник акулы. Воздух прогрет чуть ли не до тридцати градусов. Температура забортной воды почти такая же. Ровно в полдень на судне устраивается праздник Нептуна, затем на кормовой палубе, между лебедкой и рыбными ящиками, расставляют сколоченные из досок столы, накрывают их парусиной. Угощение обильное: жареная и копченая рыба, овощи, фрукты, сухое вино. Уже и места распределены, можно браться за ножи и вилки.

Но что это? Небо вдруг быстро густеет, делается черным. В следующую минуту на палубу обрушивается ливень. Это даже не ливень. Плотная масса воды, не разделенная на струи, сваливается с неба. Под ее тяжестью промысловик оседает, кренится. Настает момент, когда представляется, что судно тонет, что оно погружается. И только огни святого Эльма[13], похожие на вспышки электросварки, рассыпанные на концах кормовых колонн, свидетельствуют о том, что мы остаемся на плаву. Траулер пыхтит, дрожит. Судно будто живое, словно напрягает мускулы, сбрасывает с себя сотни тонн воды. Клубящиеся громады то ли туч, то ли черного тумана, громоздящиеся над клотиком, прорезываются длинными молниями. Они медлительней тех, что доводилось наблюдать над сушей, словно бы задерживаются на секунду-две, и из-за отдаленности представляются совершенно беззвучными. Не доносится гром, нет даже признаков какого-либо звука! Бесшумная гроза, мертвые электрические линии. Это поразительно!

Ливень прекращается минут через десять. Взгляду открывается невеселая картина. Палуба опустошена. За бортом плавают перевернутые столы, куски жареной рыбы, винные бутылки.

— Морской царь потребовал дань! — шутят моряки.

А настроение кислое: вместо угощения пришлось глотать наспех приготовленную перловую кашу. Единственным человеком, сумевшим сохранить присутствие духа, был стармех. Его служба не дремала. Механики проявили смекалку, наполнили танки высококачественной водой — до самых горловин! «Дед» доволен:

— Вода будто из колодца. Полезно для здоровья!

Для тех, кто пересекает экватор, Южное полушарие раскрывается в виде поэтического антимира. Здесь все устроено наоборот. Месяц в ночном небе задрал рожки вверх, подует ветер северный — тепло, южный приносит прохладу. Солнце движется против часовой стрелки. Первый весенний месяц открывает осень, а исход мая знаменует начало зимы.

Свет в экваториальной части океана настолько пронзительный, его так много, что спрятаться от него не так уж просто. Перед тем как сесть за письменный стол, плотнее захлопываю дверь каюты, поднимаю филенку, привинчиваю на иллюминаторах металлические броняшки, спускаю жалюзи, сдвигаю шторки. А в каюте светло! Тогда пихаю в замочную скважину ветошь, шпаклюю щели. А от света хоть жмурься! Пытаюсь выяснить, каким же путем солнце проникает в наглухо закупоренное помещение? Обнаруживаю в верхнем углу вентиляционное отверстие. Решетка забрана, забита паутиной, но остается тонкая щелочка. Через нее, эту едва различимую ниточку, и продираются солнечные лучи, наполняя каюту ярким светом.

«ИЗОГНУТЫЕ ЗЕРКАЛА»

На мостик я обычно поднимаюсь, когда вахту несет второй штурман. Заступает на вахту он в полдень. Время с ним коротать интересно: на отвлеченные темы его не очень-то разговоришь, но стоит коснуться корабля, спросить про океан — и он готов рассказывать часами. Когда я поинтересовался, долго ли еще нам, плыть до района промысла, второй солидно поправил:

— Моряки так не говорят «плыть». Мы не плывем, а идем… — Второй штурман ко мне, новичку, относится снисходительно — салага, дескать! — и всячески просвещает в моряцком деле, растолковывает азы морской науки.