Океан. Выпуск шестой

— Какое там. — Павлик повернул краник на пластмассовой макаронине, вода струйкой пошла из нее, заливая бледный живот.

ЭПИЛОГ

В ясный мартовский день большой морозильный траулер «Байкал» шел в двух десятках миль от острова Шумагина, держа курс на пролив Унимак. Большие, толстые, как гуси, аляскинские чайки, неторопливо взмахивая крыльями, летели над палубой. На голубой воде покачивались стайки нырков; вспугнутые судном, они прыскали из-под форштевня в, разные стороны, будоража море пропеллерными ударами крыльев. Глянцевые от жира сивучи, томно изгибаясь под водой, плыли рядом с бортами, то и дело высовывая пучеглазые кошачьи морды. Вахтенный матрос — долговязый румяный парнишка лет восемнадцати в высоких рыбацких сапогах и канадке — стоял на крыле мостика и швырял чайкам куски хлеба, они хватали хлеб на лету и разлетались, тявкая и визжа от радости, как щенята.

Вахтенный помощник склонился над картой в штурманской рубке. Отметив точку на линии курса, он поднял телефонную трубку:

— Товарищ капитан, по счислению подошли к тому месту.

Через минуту на крыле появился капитан-директор траулера Березин, высокий человек лет сорока. Он молча смотрел на расстилающийся перед ним простор.

— Здесь это было, Василий Петрович? — спросил его штурман.

— Где-то здесь. Видите остров? Это Большой Конюжий, а рядом — Касл-Рок. Замок-скала. К ней мы и подошли в тот раз, да только там не высадишься. Подобрали нас в тот день, когда умер Кравцов. Всех шестерых. А он, единственный, кто утаил воду, умер…

Над гладким морем, над спокойствием штиля разнеслись могучие звуки тифона. Длинный, протяжный гудок ревел над волнами, как штормовой сигнал, как напоминание о тех, кто больше никогда не увидит солнца.

Н. Беседин «СКОЛЬКО Б ПО МОРЯМ ЕГО НЕ МЫКАЛО…»

«Сколько б по морям его не мыкало,
Все равно корабль в свой порт вернется»…
Третий месяц, ослепляя бликами,
Бродит надо мной чужое солнце.
Примем груз и снова, словно пахари,
Отгибаем в море синем борозду.
И преследуют чужие запахи
Нас от Южного до Северного полюса.
Но и в самом пекле у Великого,
Словно флаг, мотив над нами вьется:
«Сколько б по морям его не мыкало,
Все равно корабль в свой порт вернется».
От котлов, где пламя бьется в ярости,
Вахту сдав, идешь крутыми галсами,
То ль от качки, то ли от усталости,
То ли от тоски по речке Яузе.
И уже сквозь сон за чаек криками
Слышишь, как турбины сердце бьется:
«Сколько б по морям его не мыкало,
Все равно корабль в свой порт вернется».
Все равно придет, в штормах исхлестанный,
Сколько б не было дорог им пройдено,
И ему отсалютует звездами
В золотых веснушках небо Родины.

Н. Суслович КИТОБОЕЦ

Китобоец
               с берегом прощается,
Прорывая пелену дождя.
Он ко мне
                по-свойски обращается,
Хрипло,
            доверительно гудя.
Залп…
           И дым над мирным рейдом стелется,
И покой
             горластым эхом смят.
Сотни дней
                  винтами перемелются,
И десятки залпов прогремят.
Он вернется
                   с первой вешней завязью,
Многим людям
                       возвратив тепло.
Вслед ему глядят буксиры
                                        с завистью,
Словно в чем-то им не повезло.
И за бонами
                   в тумане видятся
Полные опасностей пути.
Мне бы тоже
                    из буксиров
                                       выбиться
И надолго в океан уйти.

В. Жураковский БУДНИ ПОДВОДНИКОВ