Охота на лисицу (СИ)

— Лисенок… Мой Лисенок, где же ты? — причитал он, намереваясь заново обойти палатки медиков, когда столкнулся с Уэвертом. — Ты знаешь, где она? — Гаскон крепко вцепился в плечи эльфа, встряхивая его.

— Да, — коротко выдавил тот.

— Где? Где она? Где? — тряс его кобелиный князь. — Не молчи! Где?!

— У Исбель…

Гаскон рванул туда, ноги не слушались, в глазах плыло, но он должен ее увидеть. Почему он не спросил, жива ли она? Вдруг она мертва? Вдруг истекает кровью? Если он не успеет? Вот наконец палатка целительницы. Он остановился в страхе перед входом. Вдох. Выдох. Она должна быть жива! Должна! Задерживает дыхание, когда отодвигает штору. Видит ее. Бледную. Лежащую на кровати. Глаза закрыты. Рядом тихо вздыхает Исбель, вытирая пот, что-то шепчет. Ноги подкашиваются возле кушетки. Нет. Нет. Нет. Нет! Нет! Пожалуйста, живи. Молю. Лисенок, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста…

Исбель кладет свою шершавую руку ему на плечо. Просит тишины. Неужели он говорил вслух. Просит уйти. Но как он может? Как он может встать и покинуть тело Лисички… Нет не тело, она жива, держится. Из последних сил, много крови потеряла. Равномерное тихое дыхание есть. Но этого мало. Она жива. Жива. Но справиться ли? Сможет ли? Глаза застывают на меленьком веснушчатом личике. Бледная кожа. Бесцветные губы. Закрытые глаза. Она справится. Он готов отдать все, чтобы она снова улыбалась, смотрела на него, чтобы на щеках цвел румянец, а ушки бодро крутились в разные стороны. Он умоляюще смотрит на чародейку. Та коротко вздыхает, но кивает, продолжая заклинание. Что-то шепчет, водит руками, отдает энергию, тяжело дышит. Закрывает глаза и хмурится.

Гаскон смотрит ниже. Половина тела Лисы покрыто бинтами. Он помнит три удара. Три удара, которые он не смог предотвратить, она не смогла увернутся. Спасая этого принца. Безуспешно. Зря. Он погиб. Он умер. Она не смогла его спасти. Только сама оказалась ранена. Три удара. Помнит, как видел издалека, как ее схватили за плечо и небольшим кинжалом нанесли три удара. Три удара в живот. Что там? Легкое? Ребра? Печень? Крови было немерено. А нильфгаардец улыбался, видя ее боль. Улыбка стерлась с лица точной стрелой промеж глаз. Она осела на землю, держась за рану.

Если бы он ее не пустил, если бы удержал рядом, или вообще оставил бы в лагере… Он помнит ее кровь, красные пятна до сих пор на его куртке, на груди, на рукавах. Он рвал рубашку, чтобы приложить к ране, чтобы остановиться кровь, прижать посильнее. Он нес ее. Шептал, просил, умолял. Но она закрыла глаза. По щекам стекали слезы, а он отдавал приказы нести ее к медикам. Зачем он ее отпустил? Зачем отдал? Хотел мести, не хотел, чтобы его боль видели в отряде? Думал, что промедлив, он ее не спасет? Или думал, что все равно не спасет и не хотел, чтобы она умирала на его руках?

Сколько он так просидел, он не помнит. Не помнит, когда ушла Исбель. Не помнит, когда веки закрылись, а голова опустилась на край кушетки. Не помнит, когда его разбудил Уэверт, предлагая еды. Она не проснулась. Сколько прошло, он не помнит. Но она не приходит в сознание. Не помнит, сколько рядом с ним провел эльф. Тоже сидел рядом и молчал. Тоже переживал. Не помнит, когда он безмолвно ушел. Не помнит, кто был рядом потом. Рейнард? Мэва? Исбель? Он не помнит. Не помнит, как его подняли и пересадили на стул. Не помнит дней и ночей. Не помнит. Но знает, что прошло три дня.

Три дня она лежала. Три дня он сидел рядом. На третий день его выгнали, просто вынесли оттуда. Кто это был, он помнит. Уэверт и Рейнард. Утащили его в замок. Силой. Он пытался упираться, он не хотел отходить от своего Лисенка. Но тело не слушалось. Он не ел, почти не спал. Он не запомнил коридоры замка, комнату куда его привели. Где его раздели слуги, где его умыли, побрили и переодели. Он не помнит, как провел взаперти следующие три дня. Ему приносили чистую воду, еду. Но он ничего не помнит. Помнит только, как его выпустили. Он смотрел на Уэверта, и тот понимал его без слов. Просто отвел в соседнюю комнату, где лежала она.

Такая же бледная. Также без сознания. Следующий день он помнит в мельчайших подробностях. Помнит каждую секунду. Каждое изменения на прекрасном личике. А они были. Она иногда хмурилась. Редко улыбалась. Он ловил каждое изменение мышц. Каждое легкое движение, короткий вздох. В неверии держал маленькую ручку. Прижимался лбом к ее острому плечу. Ее переодели в ночную рубашку. А прежнюю одежду выстирали, заштопали и повесили рядом на стул. На столе стояла уйма склянок и пробирок с разными жидкостями, лежали бинты и тряпки. Ее волосы пахли ветром, свободой, огнем, травами и кровью. Он хотел сжать ее в своих объятиях. В первые за эти шесть дней он что-то так сильно захотел. До этого была лишь темнота. Неверие. Боль. Скорбь. Ожидание. Сейчас он чувствовал, отчетливо чувствовал, что она скоро проснется. Казалось, что в любую секунду она откроет свои голубые глаза, и он утонет в синем море. Но она не открывала глаз, будто играясь с ним. Будто распаляя его еще больше. Он ждал. Ждал, как верный пес. И дождался.