Охота на льва

Слетались мы довольно быстро. Хотя жесткого соблюдения штатного расписания в полку не было - на моем вертолете могли летать и другие летчики, но командир был дружен с нашим комэской, и тот чаще составлял плановые таблицы с учетом пожеланий Артемьева летать двумя нашими экипажами. Наступила зима. Мы бороздили морозную синеву над белыми просторами Приамурья, - полеты в зону, на полигон, на прыжки, учебное десантирование, к пограничным заставам на Амуре, переброска грузов, личного состава, продовольственные и вещевые рейсы по линии военторга, - колеса наших машин постоянно висели в небе, если позволяла погода. Когда же с востока приходил буран, и аэродром заметало по носовые остекления вертолетов, нам оставалось только топить печку в эскадрильском домике и сменять друг друга, вручая согревшимся переходящие деревянные лопаты, которыми чистили стоянки и рулежные дорожки, - на полосе, которая в основном была нужна гигантам Ми-6, тарахтели бульдозеры и гудели грейдеры. А вьюжными вечерами оба экипажа собирались на одной из холостяцких квартир - иногда приходил и женатый Артемьев, - жарили картошку, открывали тушенку, разбавляли спирт питьевой этиловый, пили, ели, говорили все сразу, иногда пели хором, лампочка над столом в зале была желтая, окна были синими, и к стеклам с той стороны то и дело прилипали носами любопытные снежные хлопья. Так прошла зима. В феврале были большие учения. Взлетев с нашего аэродрома вереницей в несколько десятков машин, мы разлетелись по всему Приамурью, заглядывая в Забайкалье, Якутию, Хабаровский край, присаживаясь в поля высокой сухой, прилизанной ветром травы, на серый поземистый лед Амура, на пики Алтая. Март провели в командировке - два наших борта месяц работали на прыжках. Весна была скорой, солнце светило все ярче, снег таял, небо обретало почти летнюю синеву, и в этой синеве стрекотали два вертолета, а под ними прыгуны в разноцветных костюмах с клапанами-крыльями сходились, выстраивая фигуры и этажерки, разлетались, крутили сальто поодиночке, пикировали, выходили из пике, планировали, раскинув руки, открывали купола перед самой землей и, заложив вираж, ступали носком в пятачок на расстеленном полотнище. Тренировалась сборная округа. После прыжков командир и Джама еще с часок учили своих праваков - а заодно и нас с Дервишем - летать. Самолетчик Грозный был в таком же положении, что и я, и даже хуже - чтобы начать его учить пилотировать вертолет, нужно было вначале отучить его от управления самолетом. Этот час - от заката до темно-синих сумерек - мы то носились над желтыми полями, с островками талого снега, отрабатывая слетанность пары, то зависали, гоняя волны по сухой траве, то рулили на высоких амортстойках, и взлетали, поднимая сначала хвост и вставая на переднее колесо, - командиры учили нас, пока на небе не загорались звезды, и земля становилась безвидна, тогда, включив аэронавигацию, мы подлетали на аэродром, выключались, чехлили машины и шли к штабному автобусу. Налетавшись за день, вечерами мы либо валялись в номере кэчевской гостиницы, либо сидели в одном из двух ресторанчиков городка. Несмотря на ежедневные полеты, мы были счастливы свободой от построений, нарядов, и особенно от близости начальства, весеннее небо, знакомство с официантками местной летной столовой и их подружками-медсестрами местной больнички, танцы в ресторанчике с последующим перемещением по квартиркам деревянных бараков, где топятся печки и над круглыми столами висят люстры с желтыми матерчатыми абажурами, - это была репетиция летнего почти двухмесячного отпуска, над горизонтом которого сверкали зарницы нашей войны.

Дневник будущего писателя

Чтобы продолжить, ничего не сочиняя, нужно обратиться к единственному, оставшемуся с того времени, правдивому источнику.