Не хотел начинать записи в предбаннике войны, но придется. Может оказаться, что эта запись станет первой и последней (не крайней) записью в моих военных записках. Мы уже три недели проходим горно-пустынную подготовку в специальном вертолетном полку под Бухарой. Машины здесь - Ми-8 МТ (модернизированные транспортные) - просто звери в сравнении с нашими амурскими "тэшками", они не хотят садиться даже на малом газу. Летаем на "пределе" над пустыней, садимся на барханы и меж барханами, крутим между этими волнами песка слалом, учимся использовать складки местности, красться, не всплывая винтами над песчаными гребнями, рискуя цапнуть висящими лапами землю (вернее, все тот же песок). Поднимаемся в горы, напоминающие на восходе и закате куски рубленого мороженого мяса, днем же искрящиеся снежными вершинами, как сахарные головы. Садимся на заснеженные площадки между вершинами, мостимся одним левым колесом на пятачки скальных выступов (я открываю дверь и прыгаю на вылизанный ветром льдистый камень, показывая возможность высадки десанта, и главная трудность этом мероприятии - вернуться обратно, бросившись грудью на пол в проем двери, который плавает перед тобой на высоте твоего лица, потому что амортстойки шасси почти не обжаты, вертолет висит, только касаясь колесом площадки, а под днищем его, под обрезом двери - пропасть, в которую нужно стараться не смотреть. Конечно, я выпрыгиваю, стянутый поверх куртки страховочным поясом с удлиненным тросиком, - на тот случай, когда я прыгну назад, а вертолет качнет порывом ветра, который в горах налетает внезапно, и мне придется промахнуться, и я лягу грудью не на родной рифленый пол, а на восходящий из пропасти поток, который поднимает орлов, но откажется поднимать меня, - тут-то и пригодится стальной тросик, на котором я и повисну со сдавленным криком...
В который раз покрывшись мурашками при этом воспоминании, думаю: хорошо, есть, что вспомнить. Кажется, теперь вспоминать будет нечего.
Но - к делу. Сегодня - суббота, вечер. Был звонкий солнечный день - настоящая золотая осень (середина декабря в Узбекистане), в прозрачном прохладном воздухе раздавались тугие удары по мячу, крики, свист, смех, - на плацу перед казармами экипажи "восьмерок" и "двадцатьчетверок" играли в футбол. Отыграв первый тайм в воротах, я сменился - желающих было много, - и пошел бродить по военному городку, по его дорожкам, как по осенним аллеям, задирая голову, подставляя лицо голубому небу и еще греющему солнцу, блаженно прикрывая глаза и слушая где-то в детской памяти потрескивающее шипение пластинки и глуховатый голос - "листья осенние медленно падают в нашем старом, забытом саду". Прошел мимо столовой, миновал несколько стендов, на которых солдаты маршировали, высоко поднимая ноги, отдавали честь, поворачивались через левое плечо, подошел к крыльцу штаба, и, уже оставляя дверь за спиной, услышал разговор двух выходящих на крыльцо. "Ну, ты понял, - сказал голос командира эскадрильи, - приказ доведен, отправляй всех по своим частям..." Я замедлил шаг, даже остановился, делая вид, что копаюсь в карманах в поисках сигарет. Неужели, отбой? Тут голос начальника штаба сокрушенно сказал: "Так их у нас целых девять человек - шесть борттехников и трое в ТЭЧи, - кем я такую дыру заткну?" Голос командира отвечал: "Не впервой. Делай запрос на одиночные замены по округу, - в министерстве обороны решили больше двухгодичников на войну не посылать, что я могу сделать?"
Я достал, наконец, сигареты, закурил - руки мои тряслись, - и пошел быстрым шагом по дорожке, чтобы свернуть на первом же углу, и вернувшись к плацу, где все наши, еще ничего не подозревая, бегали, разрумянившись, за мячом.
Впрочем, бегали не все. На крыльце нашей казармы сидел на лавочке Дервиш. Он читал купленную в книжном магазине Бухары книгу про гражданскую войну в Средней Азии.
- Готовишься? - сказал я, подходя. - Вся твоя подготовка коту под хвост. Нас выгоняют домой!
- Кого - нас? - спросил Дервиш, поднимая голову. - Нас с тобой или всю эскадрилью?
- Всех двухгодичников, - сказал я и передал подслушанный разговор комэски с начштаба.
- Ну, значит, не судьба, - сказал Дервиш и снова уткнулся в книгу.
Возмущаться я не стал - я хорошо знал Дервиша. Я дождался окончания игры - мы выиграли у "крокодилов" - и, отловив в толпе командира моего экипажа, взволнованно изложил ему суть дела.
- Извини, брат, - развел он руками. - Если это спустили сверху, тут даже комэска ничего не может исправить. Ну, пойдем, для очистки совести, сходим к начштаба...