Охота на наследника

Гостиная опустела. Свет от двух настенных канделябров кидал загадочную тень на пол. Джулия сидела позади Бренсона в красивом кресле в стиле ампир, и невольно слушала, как он что-то играет, пытаясь узнать мелодию. Мозг отрицал произошедшее и старался увлечь себя, чем угодно, только бы не выть от отчаяния.

Она никогда не слышала, чтобы он играл и это зрелище невольно вызывало странные чувства. В звуках, лившихся из-под его пальцев, безусловно, улавливалось мастерство. Очевидно – это потребовало в свое время больших усилий, и не могло, не восхищать ее, как истинную любительницу музыки будь это кто–то иной. В Бренсоне же ее сейчас раздражало даже это. Словно и мастерство играть на инструменте он присвоил себе насильно, как присвоил себе ее – Джулию.

А Бренсон облокотив одну руку на инструмент и свесив на нее голову, другой медленно чеканил ноты, одну грустнее другой. Он не играл лет десять, с тех самых пор как был изгнан отцом. Играя, он не заметил ухода гостей, не замечал он и новоиспеченную жену, сидящую позади. Так грустно и пусто было на душе, словно все соки вытекли из него. До того, как все произошло, он горел действием, а после почувствовал странное бессилие. Бессилие от того, что женщина, которую он силой женил на себе, не любит его, хотя сама заставила это сделать. В эту минуту трудно было решить, что чувствует: ненависть за все, что она сделала или тупую ярость на себя, потому что привязал к себе навек женщину, которая не хочет его. Тайное, неправильное, нелогичное желание, жившее в нем последние несколько месяцев, наконец, осуществилось.

– «Nous avons pu tous deux, fatigués du voyage,

Nous asseoir un instant sur le bord du chemin–

Et sentir sur nos fronts flotter le même ombrage,

Et porter nos regards vers l'horizon lointain.

Mais le temps suit son cours et sa pente

inflexible

A bientôt séparé ce qu'il avait uni,–

Et l'homme, sous le fouet d'un pouvoir

invisible,

S'enfonce, triste et seul, dans l'espace infini.

Et maintenant, ami, de ces heures passées,

De cette vie à deux, que nous est–il resté?

Un regard, un accent, des débris de pensées.–

Hélas. ce qui n'est plus a–t–il jamais été?»¹¹ , – тихо бормотал он себе по нос.

Джулия невольно переводила себе в уме грустное стихотворение, похоже для него, французский стал почти родной. Читал он очень тихо, но проницательно:

«Устали мы в пути, и оба на мгновенье

Присели отдохнуть, и ощутить смогли,

Как прикоснулись к нам одни и те же тени,

И тот же горизонт мы видели вдали.

Но времени поток бежит неумолимо.

Соединив на миг, нас разлучает он.

И скорбен человек, и силою незримой

Он в бесконечное пространство погружен.

И вот теперь, мой друг, томит меня тревога:

От тех минут вдвоем какой остался след?

Обрывок мысли, взгляд… Увы, совсем немного!

И было ли все то, чего уж больше нет?»

– И что теперь? – наконец не выдержала она. Сейчас он уже не был таким грозным как в кабинете и даже вызывал жалость к себе.

– Ничего, – ответил он, медленным нетрезвым голосом полным отчаяния, – ничего. Можешь делать со мной, все что угодно. То чего до тебя никто не делал, никто… Ты… Нееет, – протянул он, – ты не человек. Я знал… Делай со мной что хочешь…

Ночь, усталость и волнения делали Джулию слабой, как при опьянении, хотя выпила она только бокал. Его слова были непонятны, видно он не в себе.

– Но я ничего не хочу с вами делать! – возразила Джулия, встала, и направилась к двери. – Спокойной ночи, – проговорила она проходя мимо, больше не намереваясь слушать его пьяные речи.

– Нет, – Бренсон ухватил ее за руку и усадил себе на колени. Глаза его блестели опасным огнем, и это естественно насторожило. – Нет, вы не уйдете так скоро, леди Редингтон.

– Пустите, вы пьяны!

– Вот именно! Посмотри на меня! Разве ты еще не заметила, до чего я докатился с тобой? Моя жизнь ад!

– Может это потому, что в ней слишком много женщин? – Джулия невольно выказала ревность.

К счастью он этого не понял и лишь улыбнулся, направив на нее пьяный взгляд своих синих глаз. На секунду глянув в них, Джулия пожалела об этом. Выражение мольбы в них пленяло и вызывало желание дать ему все, что он хочет. Наверное, не только ей трудно устоять перед таким гипнотизирующим свойством его очей. Сколько таких, как она были пленены этими предательски милыми глазами?

Было в Бренсоне что-то такое, чему женщинам противиться трудно, хотя вряд ли он сам отдавал себе в этом отчет. Он выглядел как ангел, а на деле чаще был дьяволом искусителем.