Собственно, то, что Шахбазов называл мостом, мостом не было. Это было внушительное, очень сложное и громоздкое сооружение, построенное в сталинскую эпоху, – канал, по которому ходили большие суда.
Под каналом был прорыт тоннель, который Шахбазов и назвал мостом. Впрочем, не только он называл этот тоннель мостом – многие другие москвичи тоже.
За тоннелем начиналось Тушино: старые, провинциальные, будто это была не Москва, а Бердичев либо Торжок, кирпичные дома; запыленные черные деревья с остатками такой же черной, вяло обвисшей листвы; жирная земля, проглядывавшая сквозь прорехи в асфальте – замызганный городской вид, невольно рождающий в душе неясную тоску, сомнения в правильности человеческого бытия на земле. Но Шахбазов относился к категории людей, которые умеют подавлять в себе всякие сомнения. Лишь потяжелел лицом, ударил ладонью по кругу руля и, выехав из тоннеля, прижался к бровке тротуара.
Рог также захотел прижаться на своем «опеле» к обочине – может, у шефа будут какие-нибудь указания, но Шахбазов раздраженно и властно высунул из окна руку, повел ладонью по воздуху: проезжай дальше!
Сам неспешно развернулся, остановился на противоположной стороне улицы и стал ждать.
Позади Шахбазова на сиденье «мерседеса» развалилось двое «быков», рядом молча горбился, втягивая голову в мясистые плечи, еще один. Молодые ребята, двадцати – двадцати двух лет, старше Шахбазов к себе не брал, впрочем, моложе тоже не брал, – типичные «быки».
В кармане тонко, как-то по-заячьи, заверещал сотовый телефон. Шахбазов неспешно достал его, послушал, что сообщил невидимый собеседник, и коротко приказал «быкам»:
– Приготовились!
«Быки» зашевелились.
Старенький милицейский «уазик», в котором перевозили задержанных, они увидели издали: с подсаженным, опущенным книзу радиатором, он шел тихо, словно бы принюхивался к чьим-то отпечаткам и боялся упустить след, водитель аккуратно объезжал все выбоины в асфальте. За милицейским «уазиком» на почтительном удалении двигался знакомый «опель».
– Один охранник и водитель, – сказал Шахбазов «быкам». – Повторяю: ментов не трогать. Ясно?
Один из парней пробурчал в ответ что-то невнятное и, когда Шахбазов повернулся в его сторону, натянуто улыбнулся. Шахбазов поморщился. Вообще-то, жизни этих людей не позавидуешь. Раз они попали в блюдечко с голубой каемочкой, то вряд ли когда из этого блюдечка выпрыгнут. Так на блюдечке и будут съедены. Впрочем, это их заботы, не Шахбазова. Он сунул руку под сиденье, нащупал автомат, подтянул к себе.
Стрелять ему вряд ли придется, стрелять будут «быки», это их дело, но надо быть готовым ко всему. «Уазик» приближался. Шахбазов помедлил еще несколько секунд и легонько повернул ключ зажигания, «мерседес» едва приметно дрогнул, послышался тихий, какой-то очень далекий звук мотора. В боковое зеркальце, обрамленное пластмассовой подушкой, Шахбазов следил за «уазиком». Уж больно неспешен и ленив был «уазик» – ну ровно бы выставили эту машину в качестве приманки, а за ней пустили другую. Что-то душное толкнулось Шахбазову в грудь, в горло, в виски: а если это действительно подстава? Тогда будет большая пальба. Но скорее всего за рулем «уазика» либо слишком медлительный водитель, либо слишком аккуратный.
«Уазик» приблизился еще на несколько метров. Шахбазов выругался про себя: черепаха, и та ползет быстрее. Через несколько минут «мереседес» тронулся с места и тихонько двинулся в черный прогал тоннеля. «Опель» догнал «уазик» и буквально подпер его сзади. «Уазик» настиг шахбазовский «мерседес», подал сигнал, чтобы «мерседес» уступил дорогу, но Шахбазов даже головы не повернул.
Так три машины гуськом и вползли в слабо освещенный тоннель.
«Мерседес» пошел еще медленнее, въехал в лужу. «Уазик» вновь испуганно загудел, требуя посторониться, «мерседес» на сигнал опять не среагировал, а вот «опель» среагировал – Рог круто вывернул руль влево, обходя «уазик», и через несколько мгновений поравнялся с ним.
В маленьком зарешеченном окошке крытого железного кузова виднелись головы двух парней, загнанных в тесную металлическую клетку. Лицо одного из них смутно серело, он через плечо своего подельника пытался рассмотреть, что там происходит, на воле. Слезы застилали ему глаза, он расстроенно шмыгал носом и напряженно всматривался в окошко.
То, что он увидел в следующий миг, заставило его приподняться на железной скамейке. Впрочем, привстал он лишь на краткое мгновение, – через секунду уже устремился вниз, стараясь укрыться за железным бортом машины, за телом своего напарника, но не успел…
В окнах «опеля» высунулись два автоматных ствола. В тот самый момент, когда арестованный попытался уйти от пуль, стволы окрасились красноватым огнем. «Уазик» встряхнуло, зарешеченное стекло разлетелось в брызги, обдало узников крошевом. Решетка, вставленная в окошко, неожиданно покраснела, словно бы раскалилась от соприкосновения с пулями – наверное, так оно и было, – в крохотной передвижной камере сделалось дымно и душно.