Арестованные закричали разом, в один голос. Парень, сидевший к окну спиной, приподнялся было на сиденье, но тут несколько пуль впились ему в затылок. Тела расстреливаемых людей задергались под пулями, бок «уазика» превратился в решето – впрочем, надо отдать должное меткости стрелявших: в дверцу кабины, за которой укрывались милиционеры, не попало ни одной пули.
Все произошло так стремительно, что водитель «уазика» и охранник даже не успели понять, в какую переделку попали – они лишь испуганно переглядывались. А может, просто боялись и не хотели ввязываться в перестрелку: жизнь-то, как сказал классик советской литературы, дается один раз и пускать ее псу под хвост ради двух бритоголовых преступников не имеет смысла.
Автоматы смолкли, «мерседес» дал газ – только синие дымные плевки вывалились из выхлопной трубы, резко рванулся к выезду из тоннеля. «Опель» устремился следом.
Машины дружно вылетели из тоннеля, нырнули в первую тенистую улочку, свернули в переулок, потом направо и еще раз налево. Через несколько минут они уже были у цели, где их ждали «жигули»-девятка и джип с черными тонированными стеклами.
Рог со своей командой нырнули в джип, а Шахбазов пересел в «жигуленок». Едва завел мотор, как затренькал сотовый телефон, он неторопливо поднес его к уху, проговорил коротко и раздраженно:
– Ну!
Звонил наблюдатель, находившийся около отделения милиции, просил разрешения покинуть пост. Шахбазов разрешил:
– Валяй!
В это время запищал зуммер рации, Шахбазов резким движением выдернул ее из кармана, произнес знакомым раздраженным тоном:
– Ну!
– Шеф, проверять результат работы не будем? – спросил Рог.
– А чего проверять? От этих несчастных один фарш остался, – сказал Шахбазов. – Да и милиции сейчас там будет столько, что лучше всего это место объехать стороной. Отбываем домой!
Проулками они выехали к Соколу и быстро затерялись в говорливом, плотном движении Ленинградского проспекта.
Брошенные Шахбазовым машины были обнаружены через четыре часа. На них вышли по показаниям двух свидетелей, запомнивших номера. Это были водитель арестантского «уазика», навсегда потерявший после этой стрельбы нормальный сон и желание работать в милиции, и сержант-охранник, вооруженный автоматом, который обязан был не только конвоировать заключенных, но и защищать их.
Но в машинах не нашли ничего такого, что могло бы пролить свет на причастность кого-либо к преступлению: ни отпечатков пальцев, которые значились бы в картотеке, ни пустой автоматной гильзы, залетевшей во время стрельбы за сиденье, – ничего.
Утром следующего дня на стол подполковника милиции Ольги Николаевны Кличевской легла оперативная сводка, в ней были перечислены все крупные происшествия, случившиеся за сутки в Москве. Под номером 86 Ольга Николаевна нашла нужное сообщение – о стрельбе в Тушинском тоннеле, внимательно прочитала его и довольно улыбнулась.
Когда проехали мимо одинцовского поста ГАИ, Левченко повернул бледное, усталое лицо к Аронову.
– Может, здесь, около гаишников, и проверим груз? А, лейтенант? – Левченко специально назвал черноволосого автоматчика лейтенантом, повысил в звании, чтобы сделать ему приятное, но Аронов на это повышение никак не отреагировал, лишь досадливо махнул рукой.
– У гаишников нельзя, – хмуро отозвался он, – у нас свой отдел и свое помещение. С техникой и собаками. И работа наша – секретная.
– Собачки специально натасканы? – желая завязать контакт, продолжил Левченко каким-то противным, чужим, подрагивающим голосом. – Правда, что их специально приучают принимать наркотики, чтобы потом они без них жить не могли и искали? А, товарищ лейтенант?
– Это – военная тайна, – сухо ответил Аронов.
– Да бросьте вы, товарищ лейтенант! Об этом все давным-давно знают. Газеты не раз писали… И я знаю.
– Ну, раз знаете, тогда чего же спрашиваете?
– Да так, – Левченко приподнял одно плечо, потерся о него щекой. – Интересно же знать из первоисточника. Газеты – это одно, а первоисточник – другое.
Аронов промолчал, ничего не ответил. Сощурив глаза, он напряженно смотрел на «канарейку», идущую впереди, и думал о том, куда свернет Каукалов. Подходящих мест на Минском шоссе уже вроде бы и не осталось. Может, у Каукалова есть на примете что-то такое, о чем Аронов не знает? Или он доедет до Кольцевой дороги и там свернет? Налево или направо?
Пока Аронов задавался этими вопросами, Каукалов доехал до мотеля, серой угрюмой громадой вставшего справа от шоссе, и свернул на хорошо отремонтированную, украшенную новыми фонарями кольцевую бетонку. Похоже, Каукалов решил следовать некой неписаной волчьей заповеди: не охотиться там, где живешь, и не поедать добычу там, где охотишься… На бетонном кольце глухих мест, где можно спрятать кого угодно, хоть целый год, предостаточно. Гораздо больше, чем на Минском шоссе. Левченко покорно повел свой КамАЗ следом за «канарейкой».
– Кто же это вам сказал, товарищ лейтенант, что у меня в машине могут быть наркотики? – безуспешно пытался он разговаривать Аронова. – Чушь какая-то… Бред!