Аронов молчал, не отвечал разговорчивому водителю, лишь изредка косил на него глазом. Он вообще старался не выпускать водителя из вида – мало ли что тот может отчебучить по дороге – с такими болтливыми ребятами ухо надо держать востро. Он выразительно приподнимал с коленей автомат и вновь опускал его.
– Оперативные данные, значит, – не унимался Левченко, оторвал от руля руки и возмущенно вскинул их к потолку, – какой-то гад настучал, возвел напраслину, но грешником себя небось не чувствует…
И на это Аронов ничего не сказал. Небо посерело, тяжело и устало опустилось на землю, асфальт сделался блестящим, влажным, из облаков посыпала мелкая клейкая морось.
– Во, вражина! – выругался водитель. – Эта пыль – самая гадкая из всех. Колеса на ней юзят, будто в масле, не удержать!
«Жигуленок» Каукалова замигал правым поворотным фонариком, съехал на узкую боковую дорожку.
– Мне следом? – спросил водитель у Аронова.
Похоже, что Каукалов все делал с ходу, с лету, без предварительной подготовки, хотя это место он, вполне возможно, подобрал заранее. Только напарнику не сообщил.
– Следом? – вновь спросил водитель.
– Следом, – ответил Аронов, чувствуя внутри нехороший холодок. Его охватило беспокойство.
Метров через двадцать дорожка сузилась еще более, ехать по ней стало опасно, и Каукалов, предупреждающе мигнув красными огнями тормоза, остановился. КамАЗ тоже остановился.
– Ну и местечко вы себе выбрали! – мотнул головой водитель и нервно хихикнул. – Ни за что не догадаешься, что вы здесь находитесь!
Повернулся в одну сторону, стараясь разглядеть какое-нибудь строение, где могла разместиться милицейская контора по борьбе с наркотиками, – ничего, повернулся в другую – тоже ничего.
– Да, – произнес он одобрительно, – хорошо замаскировались! Даже из космоса не засечь!
– Служба такая, – неопределенно произнес Аронов и, увидев, что Каукалов выбирается из «канарейки», скомандовал: – Выходим!
– С документами? – неожиданно глуповато спросил Левченко, хотя впечатление глупого не производил.
– Естественно.
Водитель досадливо крякнул, достал из-за щитка, расположенного над головой, дермантиновую папку с бумагами и выпрыгнул из кабины.
А минут через десять ему стало ясно, что взяли его никакие не милиционеры, а обычные рэкетиры-разбойники. Левченко едва не заплакал от обиды, от того, что в Москве, к которой он стремился как к единственной заступнице в это страшное, мутное время, его достали. В других местах не могли достать, а здесь достали. Он не выдержал и заплакал.
– Чего плачешь, дурак? – холодно и жестко спросил его Каукалов, ткнул в подбородок стволом пистолета. – Мы убивать тебя не будем…
Левченко продолжал плакать – злые, горячие слезы ползли по лицу, ошпаривали щеки, тело безвольно тряслось. Каукалов подтащил водителя к березе, стянул веревкой запястья, привязал к стволу. Проверил, крепкий ли узел. Узел был крепким, но Каукалов этим не удовлетворился, обмотал веревкой тело Левченко, притянул к стволу, сделал один узел, потом второй, за вторым третий.
– Отпустите меня, я же вам ничего не сделал, – плакал, кривился лицом Левченко, не в силах унять крупную нервную дрожь, будто током пробивавшую его тело.
– Потому и не отпускаем, что ничего не сделал, – равнодушно проговорил Каукалов, проверяя узлы на прочность. – Если бы что-то сделал – отпустили бы… – он усмехнулся, – с этого света на тот.
– Я же здесь погибну. Замерзну-у-у…
– Не погибнешь, – ледяным тоном произнес Каукалов, хотя точно знал, что шансов распутаться и выйти к людям у Левченко нет, – не ты первый, не ты последний.
– Я же замерзну ночью…
– Не замерзнешь. Тебя скоро найдут, – пообещал Каукалов, запустил руку в карман куртки водителя, выгреб оттуда ключи. В руки ему также попала аккуратно сложенная вчетверо бумажка синевато-серого цвета с изображением крепостных башен – пятьдесят тысяч рублей. Каукалов перекинул бумажку напарнику: – Держи! Гонорары – по твоей части.
– Сволочи! – бессильно выругался Левченко, дернулся, пытаясь освободить руки.
Каукалов поддел стволом пистолета подбородок водителя и с холодным интересом посмотрел на него. Качнул головой из стороны в сторону.
– Не на-до!
И столько было сокрыто в его голосе беспощадной ярости, жестокости, зла, что Левченко захлебнулся слезами и в следующий миг стих – понял, что этот страшный человек пристрелит его, не задумываясь.
Каукалов убрал пистолет в кобуру, подхватил лежавшую на земле папку с документами, кивнул напарнику:
– Пошли!
Покорно закинув автомат за плечо, Аронов отозвался коротким грустным эхом:
– Пошли!
Лицо у него было расстроенным, вытянутым, как у этого неудачливого шофера.
Каукалов раскрыл путевой лист и вслух прочитал: «Левченко В.К.», – подумал о том, что водителя скорее всего зовут Владимиром либо Валерием, а по отчеству он – Константинович… Каукалов поглядел на расстроенное лицо Аронова, понял, что тот переживает, представляя себя в шкуре этого бедолаги.