Рогожкин вновь неопределенно повел рукой, покраснел еще сильнее, а слова как исчезли, так и не появились, и он неожиданно для себя просто молча развел руки в стороны.
Все же они договорились сходить вечером в кино.
Ощущение неловкости, какого-то странного обжигающего испуга не покидало его еще долго. И вот ведь как – все слова мигом нашлись, едва он распрощался с Настей. И какие слова! Каждое из них – калиброванное, как говорят умные люди – шофера-дальнобойщики, – красивое и, может быть, одно-единственное среди других схожих слов. Рогожкин ругал себя: и чего эти красивые слова не нашлись, когда надо было? Где они прятались, в каком потайном углу?
Младший Рогожкин так и ахнул, увидев вечером своего брата: строгий двубортный костюм, модный галстук, платочек из той же, что и галстук, ткани, высовывающийся из нагрудного кармана, туфли из лакированной кожи, аромат дорого одеколона – Михаил Рогожкин, приодевшись, стал походить на джентльмена из американского фильма.
Именно такие статные красавцы и возникли перед Рогожкиным и Настей на экране кинотеатра, когда они заняли свои места.
Народу в зале, насчитывающем шестьсот мест, было немного – человек тридцать.
– Раньше на американские фильмы очередь выстраивалась на целых четыре квартала, – заметила Настя, оглядев зал, – а сейчас… Прошли те времена. Или кино американское стало плохим.
– Хуже оно не стало. И лучше не стало. Как было плохим, так плохим и продолжает быть. Просто американское кино ныне показывают на каждом углу, люди его переели. Да потом у большинства людей ныне есть видеомагнитофоны. Загнал в магнитофон кассету – и смотри, наслаждайся! В приятных домашних условиях… Со стопочкой ликера в руке.
– С другой стороны, если бы показывали русские фильмы, народу, по-моему, было бы больше.
– Русского кино уже, похоже, нет. Как и литературы, – произнес Рогожкин очень серьезно. Фраза ему понравилась.
– Все-таки кино на большом экране – это одно, а по телевизору – совсем другое, – прошептала Настя, наклонившись к уху Рогожкина. От нее едва уловимо пахло цветами – причем не жирными садовыми георгинами, которые Рогожкин не любил, а цветами луговыми, лесными, пахло еще чем-то чистым и вкусным, Рогожкину этот запах не был знаком.
Впрочем, ему многое еще не было знакомо.
– И что лучше?
– Кино на большом экране, естественно.
– Хороший фильм, – сказала Настя, когда они вышли из кинотеатра, – только чересчур старомодный.
Они долго бродили по лиозненским улицам, лакомились мороженым, «сникерсами» и «баунти» – сам Рогожкин ко всем этим сладостям относился равнодушно, а вот Настя их любила. Немота, навалившаяся на Рогожкина днем, немного отступила, лоб уже не покрывался предательским липким потом, и он чувствовал себя немного лучше. Хотя и не до конца уверенно.
Настя спрашивала, а Рогожкин отвечал – так распределились их роли. Рассказывал он в основном про себя, поскольку каждый Настин вопрос касался Рогожкина, его жизни и профессии.
– Я слышала, что водители-дальнобойщики считают дорогу живым существом… Это правда? – Настя шла в темноте рядом с Рогожкиным, строгая и одновременно веселая, готовая смеяться, откликаться звонким рассыпчатым смехом на каждую шутку; под руку же брать себя не разрешала, хотя сама иногда брала Рогожкина под локоть.
– Чистая правда, – ответил Рогожкин. – Дорога очень не любит расхристанных людей, выпивох и лихачей – обязательно сбрасывает с себя. И благоволит к людям аккуратным и верующим. У многих водителей в кабинах есть иконы.
– У вас тоже? – Настя продолжала держаться на расстоянии, обращалась к Рогожкину на «вы», и Рогожкин понимал, одобрял это.
– Да. Икона с изображением Иисуса Христа. Еще – Никола Угодник, покровитель всех путешествующих людей.
– А наши автобусники икон чураются, считают – это лишнее. Значит, вы верите в Бога?
– Верю.
– Вера помогает?
– Еще как! Уберегает от разных ЧП, от худых людей. На дороге ведь всякое бывает…
– Расскажите! А?
– Как-то я шел со срочным грузом, в одиночку, без колонны, поскольку весь груз вмещался в одну фуру. Тогда я еще без икон ездил. Проскочил всю Россию до Урала, почти не останавливаясь. Спать хотелось так, что пальцами приходилось раздирать веки, но отдыхать нельзя: груз-то срочный! На въезде в Тюменскую область притормозил около кафе. Надо было перекусить – всю дорогу ехал с сухим батоном в руке. Тут понял – без горячего не обойтись, иначе заработаю какую-нибудь язву. Едва остановился, как вдруг мотоцикл с парнем в просторной кожаной куртке подскакивает… Парень из-под полы автоматный ствол показывает. «Видал «машиненгевер»? – спрашивает. «Видал». – «Плати, – говорит, – чтоб я этот пулемет убрал». Пришлось отдать сто тысяч рублей. Иначе бы он мне из автомата колеса продырявил. И фуру заодно изрешетил. А была бы иконка – и ста тысяч не лишился бы: Никола Угодник обязательно б уберег.
Настя зябко передернула плечами.
– А милиция что?