Охота на Риту

Колоссы, в силу своего устройства, при обращении к кому-то не могут обойти ни одно звено в иерархической цепочке: камень — растения — животные и птицы — люди. Именно так и не иначе. Правда, для колоссов иерархическая лестница выглядит по-другому. Да-да, именно они — венец творения. Что ж. Любое существо имеет право на мнение. Был бы с нами Кристер, кстати, колосс первым обращался бы к нему.

Пока Касперский расшаркивался перед новым знакомым, которого звали АрхЪ, перечисляя все наши титулы (им же самим дарованные), я с энтузиазмом разглядывала этого самого АрхЪа. Благо он сидел, так что, находясь между разведённых и сложенных в две груды ног, в которых проглядывалась поза лотоса, это было удобно.

И вдруг поняла.

Выщербины — это не шрамы даже, а морщины! Крутяк какой!

Я всегда считала, что предназначение морщин — украшать лицо, «рассказывать» окружающему миру о характере своего носителя. Какую жизнь ты прожил — с таким лицом и окажешься в осознанном возрасте. У стариков вот чертовски интересные лица! Каждое как книга. Интереснейшая, живая… Ну, это во мне опять анимаг говорит. Жаль, что на Земле морщины не в моде. Ну да что с нас взять: подавляющее большинство — орды. Редкий орд дозревает до понимания естественной красоты. Чаще всего на это оказываются способны ведьмы. Но ведьмы, в силу своей природы, живут долго, вот у ордов и принято ориентироваться на якобы «нестареющих» ведьм.

Вот на Террасуоте морщины, бывает, даже подчёркивают. Это типа стильно. Особенно когда выдают сильные качества характера.

Вот и по выщербинам на каменистом лице АрхЪа можно было понять, что он древний, как мир. Что прожил замечательную жизнь. Что он мудрый и добрый…

— Помоги. Кот. Помоги. Человек. У меня там. Чешется. Мешает. Пугает моих валунчиков. Беспокойный.

— Что мешает? Что беспокоит? — внутренний анимаг опередил инстинкт самосохранения, и я оказалась на плече колосса раньше, чем успела подумать о том, что, может, не так уж это и безопасно — лазать по взволнованным каменным исполинам. И вспомнить тех, что с упоением крошили воздушные яхты.

Следом, перепрыгивая с выступа на выступ белкой-летягой, взбирался Каспер, ругаясь на чём свет стоит, что о нём забыла.

Сразу видно — мой котецкий!

А об осторожности, когда живое существо просит тебя о помощи, пусть эти, овцелошади, думают.

— Там, — гудел колосс. — Внизу. Тычется. Беспокоится. Валунчики напуганы.

Я перевесилась через скалистый выступ и чуть не завопила от восторга.

Там, в темноте глубокой расщелины, гневно хлопал сверкающей золотой крышкой тхарский ларец!

— Касперский! Он здесь! — проорала я, и Каспер, который успел меня догнать, демонстративно зажал уши лапами. Но довольное выражение на щекастой морде всё равно просвечивало.

Неудивительно, что колоссу «чесалось». Каменные исполины вообще-то нечувствительные, за исключением разве что подмышек и нескольких точек на каменных ножищах — и, надо ж такому случиться, именно в таком предательском месте ларец и застрял. Рядом, забившись в тёмную неглубокую нишу, пугливо жались валунчики. Тхарский ларец злобно щёлкал крышкой на малышей и, подпрыгивая на кованых ножках, яростно бился о скалистую породу.

— Мешает, — грустно прогудел колосс.

— Не переживай, — я погладила тёплый мшистый бок. — Сейчас мы тебе поможем.

— Ритка… — протянул Каспер шёпотом.

И понятна его неуверенность!

Любое моё прикосновение колоссу — что слону дробина, но только не в расщелине, где «чешется» ларец. Одно неловкое движение, и ты… нет, никакого тебя уже не будет, останется разве что пятно мокрое…

И всё же без ларца мы отсюда не улетим!

Да и АрхЪа оставлять без помощи, не по-ведьмински это как-то…

— Скорее, — шумно выдохнул колосс. — Терпеть. Больше. Нету. Сил.

В исполинской грудной клетке уже начал зарождаться протяжный, набирающий обороты гул. Ничего хорошего нам с Касперским и даже с ларцом не сулящий. И если вредный ларец, умудрившийся раздраконить такого чудесного и доброго АрхЪа, не жалко, то нас с Каспером очень даже!

На какое-то время я просто исчезла, перестала существовать. Остались лишь скалистые выступы под пальцами да сопение котецкого на плече, сопровождаемое подвываниями.

— А-а-а-а! Ритка, оно сжимается!!! Я не готов умирать таким молодым! Прыгай! Прыгай же! Да не туда! Ну вот, посмотри, что ты наделала, теперь обратно… А кому сейчас легко?!

Я огрызалась, но не очень-то старалась.

В темноте расщелины и с учётом того, что двигаться приходилось быстро, очень быстро, лишняя пара глаз, ушей и две пары лап были весьма кстати. На Щётке в расщелину не спустишься, не пролезешь, приходилось своими руками-ногами.

И всё это под нарастающий, нестерпимый гул колосса, переходящий в звучный, раскатистый рёв!

Щётка нас с Касперским оставлять не пожелала — вертикально спустилась, прошмыгнув рядом, и теперь выгоняла злобно клацающий крышкой ларец из выщербины, сердито шелестя прутьями.

— Ритка, не суйся! Без пальцев останешься!

— Я пока сеть приготовлю, а ты гони его на меня!