Видеть всё наперёд – опция весьма полезная. Поэтому, прежде чем лейтенант вступил на крыльцо, я успел обуться, натянуть китель и умыть лицо свежей водой, которую дальновидно оставил в сенях всё тот же Петька. В итоге вышло, что я как бы и не спал, а просто меланхолически лежу на диване в некой «научной рассеянности».
– Ну и как погуляли, мсье Рейфорт? – спросил Зиновьев, входя и вещая на гвоздик фуражку.
– Нормально, а как ваша служба, господин лейтенант?
– Прямо-таки феерически! – сказал он и, расстегнув воротник кителя, спустил, словно камень с горки, краткое и не очень внятное ругательство, которое вполне можно было охарактеризовать как матерное.
– То есть? – изобразил я удивление.
Оказывается, с самого утра у лейтенанта начались если не явные неприятности, то однозначно нечто совершенно для него непонятное. Не успел он явиться на службу, как к нему прибежал посыльный с вызовом от командира порта контр-адмирала И. К. Григоровича. Зиновьев изволил удивиться подобному чрезмерно живому интересу к своей ничтожной персоне, поскольку к этому времени уже успел выслушать доклад своих верных унтеров и прекрасно знал, что в порту ничего существенного не произошло, ни по его пародийно-противолодочной части, ни вообще. Ну кроме, разумеется, очередного обстрела японской дальнобойной артиллерии, но здесь это уже давно считалось за рутину. Однако в штабе он удивился ещё больше, поскольку вместо адмиральской приёмной (кстати, сам контр-адмирал Григорович на положенном кабинетном месте в тот момент вообще отсутствовал) его пригласили в какую-то весьма уединённую комнату, где лейтенанта не особо ласково встретили совершенно неизвестный ему капитан-лейтенант флота в компании столь же малознакомого жандармского следователя и матроса-писарчука.
Чуть позже, немного расспросив своих штабных знакомых (как известно, канцеляристы и писаря знают всё или почти всё), лейтенант кое-что разузнал о них. Капитан-лейтенанта звали Арчил Вахтангович Гукасьян (из занюханных горских дворян, что ли?), и в штабе про него знали только то, что поначалу он упоминался в числе особо лихих офицеров Первой Тихоокеанской эскадры, имевших отношение к прорывам внешней блокады крепости (имея в виду рейды разных там миноносцев и прочих паровых катеров), а затем, числясь в рядах минной обороны Порт-Артура, вроде бы занимался поиском морских мин, «адских машин» и прочих материальных следов деятельности японской агентуры.
Ну а жандармский следователь Карл Вильгельмович Шурке (уж не знаю, чухонец или немец) был известен кое-кому в Порт-Артуре тем, что ещё задолго до начала войны вёл какие-то уголовные дела, связанные с китайскими контрабандистами и торговцами опиумом.
В общем, если Зиновьев мне не врал, именно эти двое вполне могли представлять именно то, что в осаждённом Порт-Артуре сочли бы за какую ни есть контрразведку. Кажется, в этом смысле я угадал и за моего знакомого действительно взялись, причём подозрительно быстро…
– И чего они от вас хотели? – уточнил я, выслушав эту его «присказку».
– Спросите что-нибудь полегче! Как по мне – всё выглядит предельно странно. Никаких конкретных обвинений они мне не предъявили, зато сказали, что дача показаний – это с моей стороны дело сугубо добровольное. А ещё эти двое всё время напускали невероятного тумана, ничего прямо не рассказывая, но делая какие-то гнусные намёки! И при всём при этом они расспрашивали меня под протокол исключительно о нашем ночном приключении. А знаете, что их интересовало больше всего? Ни за что не догадаетесь! Они почему-то очень хотели знать, как, откуда и от кого конкретно мы могли узнать, что именно там и именно в это время встретим японцев!
А вот это для меня было совершенно неудивительно.
Если тот убиенный китаёза не наврал, кто-то из здешнего крепостного командования уж точно был если не в доле, то, по крайней мере, в курсе ночной акции неприятеля. И теперь этот «кто-то», похоже, судорожно пытался определить, откуда именно произошла утечка…
А если речь шла конкретно об Анатоле Стесселе? Конечно, далеко не всё из тех невероятных гнусностей, которые задним числом приписывали этому генералу сразу после позорного поражения в Русско-японской войне, было правдой (например, факт того, что он мог быть платным японским агентом, на суде доказан не был), но, как говорится, огня без дыма не бывает. Чего уж там, разнообразно пахнущие денежки сей «полководец» и его супруга любили, и поэтому подозревать их резон был – это уж к гадалке не ходите.