Охота на «Троянского коня»

– Мясоедов повел себя довольно странно для разоблаченного шпиона. После того как Суворин отказался напечатать опровержение, Мясоедов направил ему дуэльный картель, который журналист проигнорировал. Очевидно, это последнее оскорбление и привело Мясоедова в состояние неконтролируемой ярости. Однажды, когда Суворин был на бегах на ипподроме, что на Семеновской площади, Мясоедов прибыл туда вслед за ним и, растолкав зрителей, появился прямо перед журналистом. Ничего не говоря, он тут же нанес обидчику сокрушительный удар рукояткой хлыста по голове. Не ожидавший нападения Суворин рухнул на колени, но тут же, шатаясь, поднялся. Завязалась драка. Далее показания свидетелей расходятся. Суворин позже утверждал, что Мясоедов выхватил из кармана мундира пистолет и угрожал ему. Как бы то ни было, противников растащили. Мясоедов покинул площадь, не переставая выкрикивать ругательства и проклятия в адрес Суворина, – труса, испугавшегося принять вызов. Грозился он и дать пощечину Гучкову. Дело кончилось тем, что вскоре соперники сошлись на западной оконечности Крестовского острова, недалеко от армейского стрельбища. Мясоедов выстрелил первым. Вероятно, из-за возни с пенсне близорукий жандарм промазал. Мгновение помедлив, Гучков поднял пистолет и «демонстративно выстрелил в воздух». На этом дуэль закончилась. Мясоедов, вместо того чтобы, как того требовала традиция, пожать сопернику руку, с презрением отвернулся от лидера октябристов. Скажу больше, Гучков много позже зачем-то публично извинился перед оскорбленным противником…

– Как раз в этом я не вижу ничего удивительного, – со знанием дела промолвил генерал. – Просто у политика дважды появилась бесплатная возможность напомнить о себе публике. Прости, что прервал тебя. Продолжай.

– К этому времени завершилось расследование дела Мясоедова, в котором приняли участие три ведомства: МВД, военно-судное и Петербургское КРО. У всех троих результат совпал – «невиновен». Но, несмотря на это, Сухомлинов, не желая отвечать за действия своего подчиненного, организовал его тихое увольнение. Приказом, подписанным задним числом, отправленный в отставку Мясоедов переводился в резерв Петербургской губернии «по семейным обстоятельствам», с пенсией в 484 рубля в год.

– И все-таки не бывает дыма без огня! – убежденно воскликнул Баташов. – Но, поелику в заключении Петербургских контрразведчиков начертано «невиновен», то и нам не стоит это давнее дело ворошить. Меня больше всего интересует то, как после всего этого подполковник Мясоедов попал в разведку?

– В самом начале войны он написал военному министру письмо: «Ввиду наступающих дней тяжких испытаний я обращаюсь к Вам с просьбою простить мне по-христиански мои против Вас погрешения, вольные и невольные, и разрешить мне еще раз послужить Царю и Родине и дать возможность пожертвовать за них жизнью в действующей армии, а детям оставить честное имя».

«Лично я против него ничего не имею», – наложил резолюцию Сухомлинов. Правда, после того как Мясоедова восстановили в армии, ему некоторое время пришлось командовать несколькими ротами ополчения, занятыми на работах в тылу.

В конце октября начальник штаба 10-й армии генерал Будберг, видимо, не без протекции военного министра, взял подполковника Мясоедова в свой штаб переводчиком, «с возложением затем поручений по разведке». 14 ноября вышел приказ о его назначении, и он выехал из Петрограда к месту своей новой службы. Конечно, прежде чем взять незнакомого офицера в штаб армии, о нем навели соответствующие справки. Видя, что за ним тянется шлейф непонятных и темных дел, в разведывательном отделе армии решили на всякий случай установить за ним наблюдение, которое, к слову сказать, ничего существенного не обнаружило.

Мясоедов служил переводчиком при отделении контрразведки и организовывал разведывательную деятельность за линией фронта. Прежде всего он постарался восстановить свои довоенные связи. Но из-за боязни предстать перед военно-полевым судом, не все его предвоенные знакомые и партнеры спешили восстанавливать с ним долговременные контакты и работать на русскую разведку. Так и не сумев в полной мере наладить на своем участке агентурную разведку, Мясоедов переключился на разведку военную. Наиболее эффективными оказались набеги в тыл противника за «языками», в которых не раз принимал участие и он сам. В этом деле ему всегда сопутствовал успех. Допросы военнопленных и аналитическая обработка полученных данных давали возможность штабу армии достаточно уверенно ориентироваться в обстановке.