В досье значилось, что Варшавским губернским жандармским управлением 11 декабря 1914 года на железнодорожной станции Лович был задержан по подозрению в шпионаже подданный Германской империи, некий Иоганн Шварц. При досмотре кроме найденных у него крупной суммы денег и записной книжки в крышке портсигара были обнаружены половинка разорванного пополам рубля и пропуск на проезд по железной дороге в прифронтовую Лодзь. В записной книжке одна страница была вырвана, но специалист-графолог по следам на следующей странице установил, что там были нанесены какие-то цифры. Одну цифру установили точно – 27. Именно столько воинских эшелонов прошло через эту станцию за день.
На предварительных допросах Шварц сообщил, что является коммивояжером по продаже спиртного, постоянно проживает в Лодзи. В небольшом находящемся при нем саквояже были найдены несколько образцов вин и крепких напитков. На запрос в Лодзь пришел ответ о том, что Иоганн Шварц там никогда не проживал. Подозреваемого сразу же направили из камеры предварительного заключения прямо в Варшавскую тюрьму, предупредив, что он полностью уличен в шпионстве и ему грозит расстрел. Вскоре Шварц дал признательные показания в том, что был завербован немецкой разведкой. После окончания разведшколы в Кёнигсберге, две недели назад он был переброшен через линию фронта с заданием пробраться в Варшаву, поселиться в пригороде у своих родственников-колонистов и в дальнейшем выполнять роль связника резидента немецкой разведки, действующего в Варшаве. Майор Клюге, который инструктировал Шварца перед отправкой за линию фронта, предупредил, что за время войны резидент потерял всех своих связных и теперь вся надежда на него. Время и место первой встречи с резидентом Шварц должен был узнать из сообщения городской рекламы в газете «Варшавские губернские ведомости». Всю полученную от резидента информацию ему поручено переправлять в Кёнигсбергский разведцентр через двух завербованных немецкой разведкой еще в мирное время агентов, Кшиштовского и Стремидловского, которые проходили по делу немецкого агента по кличке Студент и в настоящее время находятся в Варшавской тюрьме. Узнав из газет о том, что эти люди арестованы, Шварц, боясь за свою жизнь, надумал спешно ретироваться обратно в Кёнигсберг. А чтобы оправдаться перед начальством, решил явиться в разведцентр не с пустыми руками. Двое суток, укрывшись в полуразвалившейся сторожке, он без устали считал воинские эшелоны, проходящие в сторону фронта. Тут его и схватили бдительные полицейские и передали в руки жандармов…
«Надо обязательно ехать в Варшаву», – решил Баташов и, обдумывая свои дальнейшие действия, непроизвольно рисовал на чистом листе бумаги уморительные рожицы чертиков. Такое на него находило, когда вытанцовывалось очередное непростое, но интересное дело.
«Я уверен, что Шварц обязательно приведет нас к этому неуловимому резиденту». – От этой мысли он весь напрягся, словно опытный охотник, неожиданно почувствовавший приближение матерого зверя по только ему одному понятным признакам.
Предварительно созвонившись с полковником Стравинским, начальником Варшавского губернского жандармского управления, Баташов договорился с ним о встрече.
К полудню пропыленный, защитного цвета «паккард» КРО Северо-Западного фронта остановился у фасада неприметного двухэтажного кирпичного здания на довольно высоком фундаменте, в котором размещалось Варшавское ГЖУ.
Пока генерал Баташов поднимался по широкой каменной лестнице, массивные дубовые двери распахнулись настежь, и в проеме показался сам хозяин этого мрачного по виду и содержанию заведения.
– Евгений Евграфович, дорогой, как я рад вас видеть! – картинно вскричал жандармский полковник, идя навстречу дорогому гостю.
– Я искренне рад, уважаемый Апполинарий Эрастович, что вижу вас, как и прежде, в расцвете сил и деяний. Немало наслышан я о ваших успехах на контршпионском поприще.
– И не говорите, – отозвался полковник, крепко сжимая руку Баташова. – Столько дел и забот навалило начальство на мои узкие плечи, что продыху нет. Но, как видите, еще кручусь.
– Да ваши могучие плечи небось и губернаторские заботы вынесли бы, – сделал Баташов комплимент Стравинскому.
При этих словах, жандармский полковник расплылся в радушной улыбке.
– Уж больно горазды вы, Евгений Евграфович, потакать человеческим слабостям, – усмехнулся он. – Знать, не с простым делом ко мне явились…
– Каюсь, уважаемый Апполинарий Эрастович, и прошу вашего дружеского содействия, – улыбнулся генерал, – уж дело-то очень спешное.
– Прошу следовать за мной, – радушно сказал Стравинский и, скользнув невидящим взглядом по вытянувшимся перед ним в холле жандармам, уверенной походкой направился в дальний конец мрачного коридора.
– Прежде чем начать разговор о деле, я хотел бы показать вам свою «волшебную комнату», – обернувшись к Баташову, загадочно улыбнувшись, промолвил полковник. Отдернув портьеру, скрывающую за собой тяжелую металлическую дверь, он радушным жестом пригласил гостя войти.