Охота на «Троянского коня»

– Проходили ли по вашим спискам наличные подсудимые?

Мясоедов горделиво ответил:

– Я служу по железнодорожной полиции, а не по охране.

– Именно потому, что вы стоите во главе пограничного пункта жандармской полиции, у вас обязательно ведутся политические списки. Итак, проходили ли у вас подсудимые, и какова их характеристика? – продолжал гнуть свою линию защитник.

– Но вы же прекрасно знаете, что это служебная тайна, которую я не вправе открывать, – уверенно промолвил Мясоедов.

Адвокат Грузенберг, ссылаясь на решение Сената по аналогичному делу, попросил председателя обязать свидетеля дать ответ.

– Если я не устраняю вопроса защиты, значит, он законен и относится к делу, – выступил председатель суда. – Потрудитесь на него ответить. Защитник спрашивает: проходили ли по вашим спискам наличные подсудимые.

Мясоедов на минуту замялся… Затем его словно прорвало – и понеслись бурным потоком разоблачения, одно другого неожиданнее.

– Нет, не проходили. Кой-кто из них в подозрении по контрабанде, но политических – ни одного.

– Вы вот говорите «ни одного», – удивился защитник. – Однако нашли же у них тюки с прокламациями, оружие, взрывчатые вещества…

– Все объясняется очень просто, – усмехнулся Мясоедов. – Кой-кому из подсудимых агенты охраны сдали тюки для тайного провоза, не говоря об их содержимом, а другим – подбросили оружие и взрывчатые вещества уже при обыске.

– Кто же это сделал? Ваши люди?

– Мои люди таким делом не занимаются. Здесь работали люди корнета Пономарева, под его руководством.

– Вы его хорошо знаете?

– У меня за долгие годы службы в Вержболове много разных знакомых, – уклончиво ответил Мясоедов. – Как-то раз, возвращаясь поздним вечером из Эйдкунена, я обнаружил в своём автомобиле взрывчатые снаряды и литературу. Это как раз совпало с периодом работы здесь корнета Пономарева. Не заметь я вовремя, ошельмовали бы и меня.

– Кому интерес навлекать ложное обвинение на вас, начальника жандармского отделения?

– Я так полагаю, тому, кто хотел бы сменить меня на этом посту.

– Кому же конкретно, по-вашему?

– Да все тому же корнету Пономареву.

Прокурор предложил было два-три поверочных вопроса, но вскоре, махнув безнадежно рукою, оборвал допрос. Потом он хмуро, не глядя на судей, поддержал обвинение. Защита ограничилась осторожным указанием, что в веселой комедии, скомпонованной жандармским ротмистром, судьям и подсудимым предназначались одинаково трагические роли: одним – наложить кару без вины, другим нести безвинно ее муку.

Суд долго не выходил из совещательной комнаты. Как потом выяснилось, не о судьбе подсудимых шла там речь: оправдание было очевидным. Судья не только оправдал всех подсудимых, но и постановил: об обнаруженных действиях жандармской власти сообщить министру внутренних дел Столыпину. Узнав о таком конфузе, шеф корпуса жандармов обвинил Мясоедова в нарушении служебной этики, и его правдами-неправдами просто выдавили из корпуса. По существу, Сергей Николаевич был прав, но по долгу службы обязан был дождаться резолюции руководства на свой рапорт, а не распускать язык в судах. С тех пор он и нажил себе недругов не только среди руководства Корпуса жандармов и Департамента полиции, но и в МВД. Позже, через несколько лет, когда уже порядком забылась вся эта история, сам Столыпин отклонил его просьбу о восстановлении на службе. И в такой нелицеприятной ситуации он все-таки своего добился, – удовлетворенно заключил Стравинский. – А где, если не секрет, в настоящее время служит Сергей Николаевич?

– Отчего же мне делать из этого тайну? Полковник Мясоедов служит в штабе 10-й армии.

– Я непременно хотел бы с ним повидаться, – сразу же загорелся желанием жандармский полковник.

– Боюсь, что у вас ничего не выйдет, – осадил его Баташов. – Сергей Николаевич, выполняя ответственные задания командования, постоянно находится или на передовой, или за линией фронта.

– Никогда не ожидал услышать о нем такое, – удивился Стравинский. – Насколько я его помню, это был всегда сдержанный, уравновешенный человек, себе на уме, который сам в пекло голову никогда не совал. А тут такое… Неужели он так сильно изменился?

– Не знаю, – неопределенно промолвил Баташов. – В штабе армии говорят о нем, как о смелом и предприимчивым офицере.

– Да-а! Сергей Николаевич предприимчивым был всегда, правда, чаще всего, когда это касалось обогащения. Выгодно женился. Выгодно вложил капиталы жены в недвижимость. Да мало ли каких дел и делишек успел в угоду себе сотворить. Пока шла проверка в Вержболово, я об этом достаточно наслышался.

Баташов хотел еще что-то уточнить у словоохотливого полковника, но в дверь настойчиво постучали.

– Входи, входи, Тарас, – разрешил благодушно Стравинский.

– Ваше высокоблагородие, арестант Шварц доставлен, – доложил адъютант, – куда прикажете его поместить?

– В комнату следователей, – приказал полковник и, окинув изучающим взглядом Баташова, искренне предложил:

– Еще по маленькой, и все!